Неточные совпадения
Рассказывает она мне жизнь свою: дочь слесаря, дядя у неё помощник машиниста, пьяный и суровый человек. Летом он на пароходе, зимою
в затоне, а ей — негде жить. Отец с матерью потонули во время пожара на пароходе; тринадцати лет осталась сиротой, а
в семнадцать родила от какого-то барчонка. Льётся её
тихий голос
в душу мне, рука её тёплая на шее у меня, голова на плече моём лежит; слушаю я, а сердце сосёт подлый червяк — сомневаюсь.
Свернул я
в лес, выбрал место, сел. Удаляются голоса детей,
тонет смех
в густой зелени леса, вздыхает лес. Белки скрипят надо мной, щур поёт. Хочу обнять душой всё, что знаю и слышал за последние дни, а оно слилось
в радугу, обнимает меня и влечёт
в своё
тихое волнение, наполняет душу; безгранично растёт она, и забыл я, потерял себя
в лёгком облаке безгласных дум.
В раме синего леса светло улыбается озеро, тает красное солнце,
утопая в лесу, вёсел медный гул колоколов. А вокруг — скорбные лица,
тихий и печальный шёпот молитвы, отуманенные слезами глаза, и мелькают руки, творя крестное знамение.
Неточные совпадения
— Мы прекрасно доехали и вас не беспокоили, — отвечал Сергей Иванович. — Я так пылен, что боюсь дотронуться. Я был так занят, что и не знал, когда вырвусь. А вы по-старому, — сказал он улыбаясь, — наслаждаетесь
тихим счастьем вне течений
в своем
тихом затоне. Вот и наш приятель Федор Васильич собрался наконец.
— Это — замечательно! — с
тихой радостью сказал один, а другой
в таком же
тоне прибавил:
Редакция помещалась на углу
тихой Дворянской улицы и пустынного переулка, который, изгибаясь, упирался
в железные ворота богадельни. Двухэтажный дом был переломлен: одна часть его осталась на улице, другая, длиннее на два окна, пряталась
в переулок. Дом был старый, казарменного вида, без украшений по фасаду, желтая окраска его стен пропылилась, приобрела цвет недубленой кожи, солнце раскрасило стекла окон
в фиолетовые
тона, и над полуслепыми окнами этого дома неприятно было видеть золотые слова: «Наш край».
Утешающим
тоном старшей, очень ласково она стала говорить вещи, с детства знакомые и надоевшие Самгину. У нее были кое-какие свои наблюдения, анекдоты, но она говорила не навязывая, не убеждая, а как бы разбираясь
в том, что знала. Слушать ее
тихий, мягкий голос было приятно, желание высмеять ее — исчезло. И приятна была ее доверчивость. Когда она подняла руки, чтоб поправить платок на голове, Самгин поймал ее руку и поцеловал. Она не протестовала, продолжая:
«И опять-таки мы все воротились бы домой! — думал я, дополняя свою грезу: берег близко, рукой подать; не
утонули бы мы, а я еще немного и плавать умею». Опять неопытность! Уметь плавать
в тихой воде,
в речках, да еще
в купальнях, и плавать по морским, расходившимся волнам — это неизмеримая, как я убедился после, разница.
В последнем случае редкий матрос, привычный пловец, выплывает.