Неточные совпадения
Голос
женщины,
тёплый и гибкий, извивался вокруг злых слов старика и стирал их из памяти Евсея.
— Отчего? Отчего? — дважды быстро и тихо спросила она, подвигаясь к нему ещё ближе.
Тёплый луч её взгляда проник в сердце мальчика и будил там маленькие мысли; он торопливо выбрасывал их перед
женщиной...
Женщина, смеясь, растрепала ему волосы
тёплыми пальцами...
Он вяло пошёл к двери, но руки
женщины, точно
тёплые, белые крылья, охватили его, повернули назад.
Взгляд Евсея скучно блуждал по квадратной тесной комнате, стены её были оклеены жёлтыми обоями, всюду висели портреты царей, генералов, голых
женщин, напоминая язвы и нарывы на коже больного. Мебель плотно прижималась к стенам, точно сторонясь людей, пахло водкой и жирной,
тёплой пищей. Горела лампа под зелёным абажуром, от него на лица ложились мёртвые тени…
Этот круглый человек с волосатыми руками, толстогубый и рябой, чаще всех говорил о
женщинах. Он понижал свой мягкий голос до шёпота, шея у него потела, ноги беспокойно двигались, и тёмные глаза без бровей и ресниц наливались
тёплым маслом. Тонко воспринимавший запахи, Евсей находил, что от Соловьева всегда пахнет горячим, жирным, испорченным мясом.
Неточные совпадения
Она в кумачах, в кичке [Кичка — старинный праздничный головной убор замужней
женщины.] с бисером, на ногах коты, [Коты —
теплая женская обувь.] щелкает орешки и посмеивается.
А в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела, в голубой душегрейке [Женская
теплая кофта, обычно без рукавов, со сборками по талии.] и с наброшенным белым платком на темных волосах, молодая
женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.
В конце концов было весьма приятно сидеть за столом в маленькой, уютной комнате, в
теплой, душистой тишине и слушать мягкий, густой голос красивой
женщины. Она была бы еще красивей, если б лицо ее обладало большей подвижностью, если б темные глаза ее были мягче. Руки у нее тоже красивые и очень ловкие пальцы.
Он снова заставил себя вспомнить Марину напористой девицей в желтом джерси и ее глупые слова: «Ношу джерси, потому что терпеть не могу проповедей Толстого». Кутузов называл ее Гуляй-город. И, против желания своего, Самгин должен был признать, что в этой
женщине есть какая-то приятно угнетающая,
теплая тяжесть.
Слушать Денисова было скучно, и Клим Иванович Самгин, изнывая, нетерпеливо ждал чего-то, что остановило бы тугую, тяжелую речь. Дом наполнен был непоколебимой,
теплой тишиной, лишь однажды где-то красноречиво прозвучал голос
женщины: