Неточные совпадения
Потом лёг, глядя пугливыми глазами в
темноту, в ней медленно двигались чёрными кусками шкафы, сундуки, колебались едва видимые стены, и всё это
давило необоримым страхом, толкало его в какой-то неизбежный, душный угол.
Он был рад предложению; он не мог бы теперь идти к себе один, по улицам, в
темноте. Ему было тесно, тягостно жало кости, точно не по улице он шёл, а полз под землёй и она
давила ему спину, грудь, бока, обещая впереди неизбежную, глубокую яму, куда он должен скоро сорваться и бесконечно лететь в бездонную, немую глубину…
Промозглая
темнота давит меня, сгорает в ней душа моя, не освещая мне путей, и плавится, тает дорогая сердцу вера в справедливость, во всеведение божие. Но яркой звездою сверкает предо мной лицо отца Антония, и все мысли, все чувства мои — около него, словно бабочки ночные вокруг огня. С ним беседую, ему творю жалобы, его спрашиваю и вижу во тьме два луча ласковых глаз. Дорогоньки были мне эти три дня: вышел я из ямы — глаза слепнут, голова — как чужая, ноги дрожат. А братия смеётся:
Неточные совпадения
Темнота и сырость всё тяжелее
давили Илью, ему трудно было дышать, а внутри клокотал страх, жалость к деду, злое чувство к дяде. Он завозился на полу, сел и застонал.
Оба, он и солдат, тихо пробираются к носу, потом становятся у борта и молча глядят то вверх, то вниз. Наверху глубокое небо, ясные звезды, покой и тишина — точь-в-точь как дома в деревне, внизу же —
темнота и беспорядок. Неизвестно для чего, шумят высокие волны. На какую волну ни посмотришь, всякая старается подняться выше всех, и
давит, и гонит другую; на нее с шумом, отсвечивая своей белой гривой, налетает третья, такая же свирепая и безобразная.
На дороге по-прежнему медленно тянулись к северу бесконечные обозы. У края валялись стащенные с дороги два солдатских трупа, истоптанные колесами и копытами, покрытые пылью и кровью. А где же японцы? Их не было. Ночью произошла совершенно беспричинная паника. Кто-то завопил во сне: «Японцы! Пли!» — и взвился ужас. Повозки мчались в
темноте,
давили людей, сваливались с обрывов. Солдаты стреляли в
темноту и били своих же.
Покрывши разум
темнотою // И всюду вея ползкий яд, // Троякою обнес стеною // Чувствительность природы чад, // Повлек в ярмо порабощенья, // Облек их в броню заблужденья, // Бояться истины велел. // Закон се божий, — царь вещает; // Обман святый, — мудрец взывает. // Народ
давить что ты обрел.