— Глупость — легка, поднять её не трудно! — перебил его Саша. — Поднять было чем — были деньги. Дайте-ка мне такие деньги, я вам покажу, как надо
делать историю! — Саша выругался похабною руганью, привстал на диване, протянул вперед жёлтую, худую руку с револьвером в ней, прищурил глаза и, целясь в потолок, вскричал сквозь зубы, жадно всхлипнувшим голосом: — Я бы показал…
Красота, исполненная ума, — необычайная сила, она движет миром, она
делает историю, строит судьбы; она, явно или тайно, присутствует в каждом событии.
Хочется играть видную, самостоятельную, благородную роль, хочется
делать историю, чтобы те же поколения не имели права сказать про каждого из нас: то было ничтожество, или еще хуже того…
Неточные совпадения
Очень может статься, что многое из рассказанного выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность была Бородавкину
делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода была у него под боком и он мог прибыть туда через полчаса? Как мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен быть вполне известен? Возможно ли поверить
истории об оловянных солдатиках, которые будто бы не только маршировали, но под конец даже налились кровью?
Даже из-за него уже начинали несколько ссориться: заметивши, что он становился обыкновенно около дверей, некоторые наперерыв спешили занять стул поближе к дверям, и когда одной посчастливилось
сделать это прежде, то едва не произошла пренеприятная
история, и многим, желавшим себе
сделать то же, показалась уже чересчур отвратительною подобная наглость.
Там, слышно, бывший студент на большой дороге почту разбил; там передовые, по общественному своему положению, люди фальшивые бумажки
делают; там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, — и в главных участниках один лектор всемирной
истории; там убивают нашего секретаря за границей, по причине денежной и загадочной…
— Ты ее увидишь, Евгений; но сперва надобно побеседовать с господином доктором. Я им расскажу всю
историю болезни, так как Сидор Сидорыч уехал (так звали уездного врача), и мы
сделаем маленькую консультацию.
— Вы рассуждаете так, как будто
история, мачеха ваша, приказала вам: «Ваня,
сделай революцию!» А вы мачехе не верите, революции вам не хочется, и,
сделав кислое личико, вы читаете мне из корана Эдуарда Бернштейна, подтверждая его Рихтером и Ле-Боном, — не надо
делать революцию!