Неточные совпадения
И замолчал, как ушибленный по голове чем-то тяжёлым: опираясь спиною о край стола, отец забросил левую руку назад и царапал стол ногтями, показывая сыну толстый, тёмный
язык. Левая нога шаркала по полу, как бы ища опоры, рука тяжело повисла, пальцы её жалобно сложились горсточкой, точно у нищего, правый глаз, мутно-красный и словно мёртвый, полно налился кровью и слезой, а в левом горел зелёный огонь. Судорожно дёргая углом рта,
старик надувал щёку и пыхтел...
Старик отталкивал руку сына, хватался за сердце, мычал и шипел, тяжко ворочая
языком, хлопал себя по бедру и снова цапал сына потными, толстыми пальцами.
На бегу люди догадывались о причине набата: одни говорили, что ограблена церковь, кто-то крикнул, что отец Виталий помер в одночасье, а
старик Чапаков, отставной унтер, рассказывал, что Наполеонов внук снова собрал дванадесять
язык, перешёл границы и Петербург окружает. Было страшно слушать эти крики людей, невидимых в густом месиве снега, и все слова звучали правдоподобно.
Он снова навалился на плечо гостя, щурясь, выжимая слёзы, отыскивая глаза его мутным, полуслепым взглядом; дряблые губы дрожали, маленький
язык шевелился по-змеиному быстро, и
старик шептал...
Крискент побаивался трех личностей: у Колобовых — самого Самойла Михеича, нравного и крутого на
язык старика, у Савиных — самой, то есть Матрены Ильиничны, начетчицы и большой исправщицы, а у Пазухиных — злоязычной Марфы Петровны.
Неточные совпадения
И точно: час без малого // Последыш говорил! //
Язык его не слушался: //
Старик слюною брызгался, // Шипел! И так расстроился, // Что правый глаз задергало, // А левый вдруг расширился // И — круглый, как у филина, — // Вертелся колесом. // Права свои дворянские, // Веками освященные, // Заслуги, имя древнее // Помещик поминал, // Царевым гневом, Божиим // Грозил крестьянам, ежели // Взбунтуются они, // И накрепко приказывал, // Чтоб пустяков не думала, // Не баловалась вотчина, // А слушалась господ!
Я понял его: бедный
старик, в первый раз от роду, может быть, бросил дела службы для собственной надобности, говоря
языком бумажным, — и как же он был награжден!
Перескажу простые речи // Отца иль дяди-старика, // Детей условленные встречи // У старых лип, у ручейка; // Несчастной ревности мученья, // Разлуку, слезы примиренья, // Поссорю вновь, и наконец // Я поведу их под венец… // Я вспомню речи неги страстной, // Слова тоскующей любви, // Которые в минувши дни // У ног любовницы прекрасной // Мне приходили на
язык, // От коих я теперь отвык.
Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов взял его руки и, положив их себе около шеи, поднял
старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся, тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо
языка шевелился короткий обрубок.
По настоянию деда Акима Дронов вместе с Климом готовился в гимназию и на уроках Томилина обнаруживал тоже судорожную торопливость, Климу и она казалась жадностью. Спрашивая учителя или отвечая ему, Дронов говорил очень быстро и как-то так всасывая слова, точно они, горячие, жгли губы его и
язык. Клим несколько раз допытывался у товарища, навязанного ему Настоящим
Стариком: