Неточные совпадения
Чёрные стены
суровой темницы
Сырость одела, покрыли мокрицы;
Падают едкие капли со свода…
А за стеною ликует природа.
Куча соломы лежит подо мною;
Червь её точит. Дрожащей
рукоюСбросил я жабу с неё… а из башни
Видны и небо, и горы, и пашни.
Вырвался с кровью из груди холодной
Вопль, замиравший неслышно, бесплодно;
Глухо оковы мои загремели…
А за стеною малиновки пели…
Постоялка отрицательно качала головой — это с ещё большей силою будило в нём
суровые воспоминания. Горячась, он размахивал в воздухе
рукою, точно очищал дорогу всему дурному и злому, что издали шло на него тёмною толпою, и, увлекаясь, говорил ей, как на исповеди...
— Ты, чай, знаешь, — говорил он низким, сипловатым тенорком, — отец у нас был хороший, кроткий человек, только — неделовой и пьющий; хозяйство и торговля у матери в
руках, и он сам при нас, бывало, говаривал: «Устя, ты дому начало!» А мать была женщина рослая,
суровая, характерная: она нас и секла, и ласкала, и сказки сказывала.
Что же касается до самого художника, то он был отчислен от канцелярии генерала и отдан в другую команду, в чьи-то
суровые руки; несчастный не вынес тяжкой жизни, зачах и умер.
Неточные совпадения
Наконец бричка, сделавши порядочный скачок, опустилась, как будто в яму, в ворота гостиницы, и Чичиков был встречен Петрушкою, который одною
рукою придерживал полу своего сюртука, ибо не любил, чтобы расходились полы, а другою стал помогать ему вылезать из брички. Половой тоже выбежал, со свечою в
руке и салфеткою на плече. Обрадовался ли Петрушка приезду барина, неизвестно, по крайней мере, они перемигнулись с Селифаном, и обыкновенно
суровая его наружность на этот раз как будто несколько прояснилась.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в
руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда
суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Суровый служитель соскакивал с козел, бранил глупое дерево и хозяина, который насадил его, но привязать картуза или даже придержать
рукою не догадался, все надеясь на то, что авось дальше не случится.
Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по
рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но
суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе. Бедный оратор, накликавший сам на свою шею беду, выскочил из кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле, схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил:
— Нет, нет, нет! Вы славянофил. Вы последователь Домостроя. [Домострой — памятник русской литературы XVI века, свод правил семейно-бытового уклада; проповедует
суровую власть главы семьи — мужа. Слово «домострой» в XIX веке являлось символом всего косного и деспотического в семье.] Вам бы плетку в
руки!