Неточные совпадения
Пускай живёт; он хороший, только — очень со́вок, за всё берётся, а сделать ничего не может: схватил амбарный замок чинить, выломал сердечко и бросил: это-де не аглицкий замок! А никто и не говорил, что аглицкий. Шакир начал его
ругать, а он хлопает глазами, как
дитя, и видно, что сам сокрушён промашкой своей, молча разводит руками да улыбается кротко, совсем блаженный какой-то. Шакир его не любит и говорит мне...
Любили мы её больше отца, —
ругала она его, пьяненького, высмеивала при нас, и это привилось нам несколько:
дети переимчивы, и мы тоже над ним, пьяным-то, шутки шутили, нос сажей намажем, а то — перцу в ноздри ему, и — чихает, а нам смешно!
Он вскрикивал и, точно обожженный, бегал по комнате, болезненно покрякивая,
ругая детей, грозя бабушке маленьким сухим кулаком.
Неточные совпадения
Лежат они поперек дороги и проход загораживают; их
ругают со всех сторон, а они, «как малые ребята» (буквальное выражение свидетелей), лежат друг на друге, визжат, дерутся и хохочут, оба хохочут взапуски, с самыми смешными рожами, и один другого догонять, точно
дети, на улицу выбежали.
Не успеет Розанов усесться и вчитаться, вдуматься, как по лестнице идет Давыдовская, то будто бы покричать на нечаевских
детей, рискующих сломать себе на дворе шею, то
поругать местного квартального надзирателя или квартирную комиссию, то сообщить Дарье Афанасьевне новую сплетню на ее мужа. Придет, да и сядет, и курит трубку за трубкою.
Ругали и били
детей тяжело, но пьянство и драки молодежи казались старикам вполне законным явлением, — когда отцы были молоды, они тоже пили и дрались, их тоже били матери и отцы. Жизнь всегда была такова, — она ровно и медленно текла куда-то мутным потоком годы и годы и вся была связана крепкими, давними привычками думать и делать одно и то же, изо дня в день. И никто не имел желания попытаться изменить ее.
Между этим делом народит
детей себе и сначала забавляется ими, а как и они тоже много есть начнут, он — сердится,
ругает их — скорей, обжоры, растите, работать пора!
Они отыскивали их где-нибудь под забором на улице или в кабаках бесчувственно пьяными, скверно
ругали, били кулаками мягкие, разжиженные водкой тела
детей, потом более или менее заботливо укладывали их спать, чтобы рано утром, когда в воздухе темным ручьем потечет сердитый рев гудка, разбудить их для работы.