Неточные совпадения
Когда старик поднимает голову — на страницы тетради ложится тёмное, круглое пятно, он
гладит его пухлой
ладонью отёкшей руки и, прислушиваясь к неровному биению усталого сердца, прищуренными глазами смотрит на белые изразцы печи в ногах кровати и на большой, во всю стену, шкаф, тесно набитый чёрными книгами.
Марфа, мотая головой, расстегнула две верхние пуговицы синей ситцевой кофты,
погладила горло большой
ладонью, равнодушно выдохнув...
Дед говорил необычно важно и всё
гладил ладонями бока свои, а локти у него вздрагивали, загибаясь за спину, точно руки его хотели вытянуться вперед, и он боролся против них.
И когда она утвердительно кивнула головой, Сима тихо примостился на краю кровати, положил белую руку Лодки на колено себе и стал любовно
гладить ладонью своею горячую пушистую кожу от локтя до кисти.
Он налил вина нам и себе, выпил,
погладил ладонями свою широкую грудь и продолжал, обращаясь больше ко мне, чем к студенту:
Неточные совпадения
— Успокойтесь, — предложил Самгин, совершенно подавленный, и ему показалось, что Безбедов в самом деле стал спокойнее. Тагильский молча отошел под окно и там распух, расплылся в сумраке. Безбедов сидел согнув одну ногу,
гладя колено
ладонью, другую ногу он сунул под нары, рука его все дергала рукав пиджака.
Заботы Марины, заставляя Нехаеву смущенно улыбаться, трогали ее, это Клим видел по благодарному блеску глаз худенькой и жалкой девицы. Прозрачной рукой Нехаева
гладила румяную щеку подруги, и на бледной коже тыла ее
ладони жилки, налитые кровью, исчезали.
— Избили они его, — сказала она,
погладив щеки
ладонями, и, глядя на
ладони, судорожно усмехалась. — Под утро он говорит мне: «Прости, сволочи они, а не простишь — на той же березе повешусь». — «Нет, говорю, дерево это не погань, не смей, Иуда, я на этом дереве муки приняла. И никому, ни тебе, ни всем людям, ни богу никогда обиды моей не прощу». Ох, не прощу, нет уж! Семнадцать месяцев держал он меня, все уговаривал, пить начал, потом — застудился зимою…
Он
погладил одной
ладонью бороду, другой провел по черепу со лба до затылка.
Он молчал,
гладя ее голову
ладонью. Сквозь шелк ширмы, вышитой фигурами серебряных птиц, он смотрел на оранжевое пятно лампы, тревожно думая: что же теперь будет? Неужели она останется в Петербурге, не уедет лечиться? Он ведь не хотел, не искал ее ласк. Он только пожалел ее.