Неточные совпадения
— Не уважаю, — говорит, — я народ: лентяй он,
любит жить в праздности, особенно зимою, любови к делу не носит в себе, оттого и
покоя в душе не имеет. Коли много говорит, это для того, чтобы скрыть изъяны свои, а если молчит — стало быть, ничему не верит. Начало в нём неясное и непонятное, и совсем это без пользы, что вокруг его такое множество властей понаставлено: ежели в самом человеке начала нет — снаружи начало это не вгонишь. Шаткий народ и неверующий.
— Мир душевный и
покой только в единении с господом находим и нигде же кроме. Надо жить просто, с доверием ко благости господа, надо жить по-детски, а по-детски и значит по-божьи. Спаситель наш был дитя сердцем,
любил детей и сказал о них: «Таковых бо есть царствие небесное».
Неточные совпадения
Иные нужны мне картины: //
Люблю песчаный косогор, // Перед избушкой две рябины, // Калитку, сломанный забор, // На небе серенькие тучи, // Перед гумном соломы кучи // Да пруд под сенью ив густых, // Раздолье уток молодых; // Теперь мила мне балалайка // Да пьяный топот трепака // Перед порогом кабака. // Мой идеал теперь — хозяйка, // Мои желания —
покой, // Да щей горшок, да сам большой.
Я видала счастливых людей, как они
любят, — прибавила она со вздохом, — у них все кипит, и
покой их не похож на твой: они не опускают головы; глаза у них открыты; они едва спят, они действуют!
Был ему по сердцу один человек: тот тоже не давал ему
покоя; он
любил и новости, и свет, и науку, и всю жизнь, но как-то глубже, искреннее — и Обломов хотя был ласков со всеми, но
любил искренно его одного, верил ему одному, может быть потому, что рос, учился и жил с ним вместе. Это Андрей Иванович Штольц.
— Плачет, не спит этот ангел! — восклицал Обломов. — Господи! Зачем она
любит меня? Зачем я
люблю ее? Зачем мы встретились? Это все Андрей: он привил любовь, как оспу, нам обоим. И что это за жизнь, всё волнения да тревоги! Когда же будет мирное счастье,
покой?
В тихие и кроткие минуты я
любил слушать потом рассказы об этой детской молитве, которою начиналась одна широкая жизнь и оканчивалось одно несчастное существование. Образ сироты, оскорбленной грубым благодеянием, и рабы, оскорбленной безвыходностью своего положения — молящихся на одичалом дворе о своих притеснителях, — наполнял сердце каким-то умилением, и редкий
покой сходил на душу.