Неточные совпадения
Холмы опускались куда-то, из-за их лысоватых
вершин был виден тёмный гребень леса.
Но Матвей уже не мог слушать, его вместилище впечатлений было не ёмко и быстро переполнялось. На солнечном припёке лениво и молча двигались задом наперёд синие канатчики, дрожали серые шнуры, жалобно скрипело колесо и качался, вращая его, квадратный мужик Иван. Сонно вздрагивали обожжённые солнцем метёлки лошадиного щавеля, над
холмами струилось марево, а на одной плешивой
вершине стоял, точно в воздухе, пастух.
Там, далеко за
холмами, стоит синяя стена Чёрной Рамени, упираясь
вершинами мачтовых сосен в мякоть серых туч.
С бесплодных лысых
холмов плыл на город серый вечер, в небе над болотом медленно таяла узкая красная черта, казалось, что небо глубоко ранено, уже истекло кровью, окропив ею острые
вершины деревьев, и мертвеет, умирает.
Райский обогнул весь город и из глубины оврага поднялся опять на гору, в противоположном конце от своей усадьбы. С
вершины холма он стал спускаться в предместье. Весь город лежал перед ним как на ладони.
Не было возможности дойти до
вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
— Вербуйте меня. Вы читали Бальзака? — спросила она вдруг, обернувшись. — Читали? Его роман «Père Goriot» [«Отец Горио» (франц.).] кончается тем, что герой глядит с
вершины холма на Париж и грозит этому городу: «Теперь мы разделаемся!» — и после этого начинает новую жизнь. Так и я, когда из вагона взгляну в последний раз на Петербург, то скажу ему: «Теперь мы разделаемся!»
Огромный, каменный, сооруженный по рисункам Растрелли, во вкусе прошедшего столетия, он величественно возвышался на
вершине холма, у подошвы которого протекала одна из главных рек средней России.
Я отъехал еще немного дальше и услышал, что она запела ровным, сильным, несколько резким, прямо крестьянским голосом, потом она вдруг умолкла. Я оглянулся и с
вершины холма увидал ее, стоявшую возле харловского зятя перед скошенным осьминником овса. Тот размахивал и указывал руками, а она не шевелилась. Солнце освещало ее высокую фигуру, и ярко голубел васильковый венок на ее голове.
Неточные совпадения
— Вот и Крестовая! — сказал мне штабс-капитан, когда мы съехали в Чертову долину, указывая на
холм, покрытый пеленою снега; на его
вершине чернелся каменный крест, и мимо его вела едва-едва заметная дорога, по которой проезжают только тогда, когда боковая завалена снегом; наши извозчики объявили, что обвалов еще не было, и, сберегая лошадей, повезли нас кругом.
Через
вершины старых лип видно было синеватую полосу реки; расплавленное солнце сверкало на поверхности воды; за рекою, на песчаных
холмах, прилепились серые избы деревни, дальше
холмы заросли кустами можжевельника, а еще дальше с земли поднимались пышные облака.
Зари багряной полоса // Объемлет ярко небеса. // Блеснули долы,
холмы, нивы, //
Вершины рощ и волны рек. // Раздался утра шум игривый. // И пробудился человек.
Зеленый только было запел: «Не бил барабан…», пока мы взбирались на
холм, но не успел кончить первой строфы, как мы вдруг остановились, лишь только въехали на
вершину, и очутились перед широким крыльцом большого одноэтажного дома, перед которым уже стоял кабриолет Ферстфельда.
Рано утром услыхал я шум, топот; по временам мелькала в мое окошечко облитая солнцем зеленая
вершина знакомого
холма.