Неточные совпадения
В одно из воскресений Борис, Лидия, Клим и сестры Сомовы пошли на каток, только что расчищенный у городского берега
реки. Большой овал сизоватого льда был обставлен елками, веревка, свитая из мочала, связывала их стволы. Зимнее солнце, краснея, опускалось за
рекою в
черный лес, лиловые отблески ложились на лед. Катающихся было много.
Ему очень хотелось сказать Лидии что-нибудь значительное и приятное, он уже несколько раз пробовал сделать это, но все-таки не удалось вывести девушку из глубокой задумчивости.
Черные глаза ее неотрывно смотрели на
реку, на багровые тучи. Клим почему-то вспомнил легенду, рассказанную ему Макаровым.
Подковы лошади застучали по дереву моста над
черной, тревожной
рекой. Затем извозчик, остановив расскакавшуюся лошадь пред безличным домом в одной из линий Васильевского острова, попросил суровым тоном...
Тени колебались, как едва заметные отражения осенних облаков на темной воде
реки. Движение тьмы в комнате, становясь из воображаемого действительным, углубляло печаль. Воображение, мешая и спать и думать, наполняло тьму однообразными звуками, эхом отдаленного звона или поющими звуками скрипки, приглушенной сурдинкой.
Черные стекла окна медленно линяли, принимая цвет олова.
— Аральское море, Каспийское море, Азовское,
Черное моря, да северные, да
реки…
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу, постоял минуту, глядя в заречье, ограниченное справа
черным полукругом леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце. Тихий ветер ласково гнал к
реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
Надвигалась гроза.
Черная туча покрыла все вокруг непроницаемой тенью.
Река исчезла, и только в одном месте огонь из окна дачи Телепневой освещал густую воду.
Все молчали, глядя на
реку: по
черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец,
черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна
реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
«Дурачок», — думал он, спускаясь осторожно по песчаной тропе. Маленький, но очень яркий осколок луны прорвал облака; среди игол хвои дрожал серебристый свет, тени сосен собрались у корней
черными комьями. Самгин шел к
реке, внушая себе, что он чувствует честное отвращение к мишурному блеску слов и хорошо умеет понимать надуманные красоты людских речей.
По праздникам из села являлись стаи мальчишек, рассаживаясь по берегу
реки, точно странные птицы, они молча, сосредоточенно наблюдали беспечную жизнь дачников. Одного из них, быстроглазого, с головою в мелких колечках
черных волос, звали Лаврушка, он был сирота и, по рассказам прислуги, замечателен тем, что пожирал птенцов птиц живыми.
Робинзон достал из кармана
черный стальной портпапирос и, глядя в дымчатую скуку за
рекою, вздохнул...
Потом он слепо шел правым берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли в
черном месиве, толстая лошадь вырвалась на правую сторону
реки, люди стали швырять в нее комьями снега, а она топталась на месте, встряхивая головой; с морды ее падала пена.
На гнилом бревне, дополняя его ненужность, сидела грязно-серая, усатая крыса в измятой, торчавшей клочьями шерсти, очень похожая на старушку-нищую; сидела она бессильно распластав передние лапы, свесив хвост мертвой веревочкой;
черные бусины глаз ее в красных колечках неподвижно смотрели на позолоченную солнцем
реку. Самгин поднял кусок кирпича, но Иноков сказал...
— Нет, как хотите, но я бы не мог жить здесь! — Он тыкал тросточкой вниз на оголенные поля в
черных полосах уже вспаханной земли, на избы по берегам мутной
реки, запутанной в кустарнике.
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел на берег Сены. Над нею шум города стал гуще, а
река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум в темную щель, прорванную ею в нагромождении каменных домов. На
черной воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней в окнах.
Черная баржа прилепилась к берегу, на борту ее стоял человек, щупая воду длинным шестом, с
реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
Вот на колокольне Василия Великого вспыхнул пожаром красный бенгальский огонь и багровым заревом лег на
черную реку; И во всех концах горизонта начали зажигаться красные и голубые огни, и еще темнее стала великая ночь. А звуки все лились. Они падали с неба и поднимались со дна реки, бились, как испуганные голуби, о высокую черную насыпь и летели ввысь свободные, легкие, торжествующие. И Алексею Степановичу чудилось, что душа его такой же звук, и было страшно, что не выдержит тело ее свободного полета.
Неточные совпадения
Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить, что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три
реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая
чернь, а у нас — начальники.
— Он указал на темневший
черною зеленью островок в огромном, раскинувшемся по правую сторону
реки, до половины скошенном мокром луге.
Он мало вникал в то, что говорил брат. Вглядываясь за
реку на пашню, он различал что-то
черное, но не мог разобрать, лошадь это или приказчик верхом.
На берегу пустынных волн // Стоял он, дум великих полн, // И вдаль глядел. Пред ним широко //
Река неслася; бедный челн // По ней стремился одиноко. // По мшистым, топким берегам //
Чернели избы здесь и там, // Приют убогого чухонца; // И лес, неведомый лучам // В тумане спрятанного солнца, // Кругом шумел.
Река еще не замерзала, и ее свинцовые волны грустно
чернели в однообразных берегах, покрытых белым снегом.