Неточные совпадения
Климу давно и
хорошо знакомы были припадки красноречия Варавки, они особенно сильно поражали его во дни усталости от деловой жизни. Клим видел, что с Варавкой на улицах люди раскланиваются все более почтительно, и
знал, что в домах говорят о нем все хуже, злее. Он приметил также странное совпадение: чем больше и хуже говорили о Варавке в городе, тем более неукротимо и обильно он философствовал дома.
Но, отмечая доверчивость ближних, он не терял осторожности человека, который
знает, что его игра опасна, и
хорошо чувствовал трудность своей роли.
— Уехала в монастырь с Алиной Телепневой, к тетке ее, игуменье. Ты
знаешь: она поняла, что у нее нет таланта для сцены. Это —
хорошо. Но ей следует понять, что у нее вообще никаких талантов нет. Тогда она перестанет смотреть на себя как на что-то исключительное и, может быть, выучится… уважать людей.
— Как все это странно…
Знаешь — в школе за мной ухаживали настойчивее и больше, чем за нею, а ведь я рядом с нею почти урод. И я очень обижалась — не за себя, а за ее красоту. Один… странный человек, Диомидов, непросто — Демидов, а — Диомидов, говорит, что Алина красива отталкивающе. Да, так и сказал. Но… он человек необыкновенный, его
хорошо слушать, а верить ему трудно.
— Нет, — сказал Клим и, сняв очки, протирая стекла, наклонил голову. Он
знал, что лицо у него злое, и ему не хотелось, чтоб мать видела это. Он чувствовал себя обманутым, обокраденным. Обманывали его все: наемная Маргарита, чахоточная Нехаева, обманывает и Лидия, представляясь не той, какова она на самом деле, наконец обманула и Спивак, он уже не может думать о ней так
хорошо, как думал за час перед этим.
— Вот — дура! Почти готова плакать, — сказала она всхлипнув. —
Знаешь, я все-таки добилась, что и он влюбился, и было это так
хорошо, такой он стал… необыкновенно удивленный. Как бы проснулся, вылез из мезозойской эры, выпутался из созвездий, ручонки у него длинные, слабые, обнимает, смеется… родился второй раз и — в другой мир.
«Да, здесь умеют жить», — заключил он, побывав в двух-трех своеобразно благоустроенных домах друзей Айно, гостеприимных и прямодушных людей, которые
хорошо были знакомы с русской жизнью, русским искусством, но не обнаружили русского пристрастия к спорам о наилучшем устроении мира, а страну свою
знали, точно книгу стихов любимого поэта.
— Тоже вот и Любаша: уж как ей хочется, чтобы всем было
хорошо, что уж я не
знаю как! Опять дома не ночевала, а намедни, прихожу я утром, будить ее — сидит в кресле, спит, один башмак снят, а другой и снять не успела, как сон ее свалил. Люди к ней так и ходят, так и ходят, а женишка-то все нет да нет! Вчуже обидно, право: девушка сочная, как лимончик…
Слезы текли скупо из его глаз, но все-таки он ослеп от них, снял очки и спрятал лицо в одеяло у ног Варвары. Он впервые плакал после дней детства, и хотя это было постыдно, а —
хорошо: под слезами обнажался человек, каким Самгин не
знал себя, и росло новое чувство близости к этой знакомой и незнакомой женщине. Ее горячая рука гладила затылок, шею ему, он слышал прерывистый шепот...
—
Знаешь, Варя, пойдем-ка домой! Иван Петрович с нами —
хорошо?
А вот,
знаете, с татарами
хорошо жить.
— Это — не Рокамболь, а самозванство и вреднейшая чепуха. Это,
знаете, самообман и заблуждение, так сказать, игра собою и кроме как по морде — ничего не заслуживает. И,
знаете,
хорошо, что суд в такие штуки не вникает, а то бы — как судить? Игра, господи боже мой, и такая в этом скука, что — заплакать можно…
— Тут,
знаешь, убивали, — сказала она очень оживленно. В зеленоватом шерстяном платье, с волосами, начесанными на уши, с напудренным носом, она не стала привлекательнее, но оживление все-таки прикрашивало ее. Самгин видел, что это она понимает и ей нравится быть в центре чего-то. Но он
хорошо чувствовал за радостью жены и ее гостей — страх.
— Ты — умница, — шептала она. — Я ведь много
знаю про тебя, слышала, как рассказывала Алина Лютову, и Макаров говорил тоже, и сам Лютов тоже говорил
хорошо…
— Ну — ничего! Надоест жить худо — заживем
хорошо! Пускай бунтуют, пускай все страсти обнажаются!
Знаешь, как старики говаривали? «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься». В этом, друг мой, большая мудрость скрыта. И — такая человечность, что другой такой, пожалуй, и не найдешь… Значит — до вечера?
— Смеетесь? Вам —
хорошо, а меня вот сейчас Муромская загоняла в союз Михаила Архангела — Россию спасать, — к черту! Михаил Архангел этот — патрон полиции, — вы
знаете? А меня полиция то и дело штрафует — за голубей, санитарию и вообще.
А
знаете, Самгин, очень
хорошо, что у нас и самодержавие и буржуазия одинаково бездарны.
— Любила мелочишки Варвара Кирилловна, а — деловая была женщина и вкус денег
знала хорошо. Была бы богатой.
Ты
знаешь, что я относилась к тебе
хорошо, очень дружественно и открыто, но вижу, что стала не нужна тебе и ты нисколько не уважаешь меня.
— Уж они
знают — как. В карты играете? Нет. Это —
хорошо. А то вчера какой-то болван три вагона досок проиграл: привез в подарок «Красному Кресту», для гробов, и — проиграл…
Практика судебного оратора достаточно
хорошо научила Клима Ивановича Самгина обходить опасные места, удаляясь от них в сторону. Он был достаточно начитан для того, чтоб легко наполнять любой термин именно тем содержанием, которого требует день и минута. И, наконец, он твердо
знал, что люди всегда безграмотнее тех мыслей и фраз, которыми они оперируют, — он
знал это потому, что весьма часто сам чувствовал себя таким.