Неточные совпадения
Летом,
на другой год после смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать лет, Игорь Туробоев отказался
учиться в военной школе и должен был ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот, за несколько дней до его отъезда, во время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря, не может без него жить и не хочет, чтоб он
учился в другом городе.
В гимназии она считалась одной из первых озорниц, а
училась небрежно. Как брат ее, она вносила в игры много оживления и, как это знал Клим по жалобам
на нее, много чего-то капризного, испытующего и даже злого. Стала еще более богомольна, усердно посещала церковные службы, а в минуты задумчивости ее черные глаза смотрели
на все таким пронзающим взглядом, что Клим робел пред нею.
— Почему так рано? — спросила она. Клим рассказал о Дронове и добавил: — Я не пошел
на урок, там, наверное, волнуются. Иван
учился отлично, многим помогал, у него немало друзей.
— Н-да, черт… Надо
учиться.
На гроши гимназии не проживешь.
— Квартирохозяин мой, почтальон,
учится играть
на скрипке, потому что любит свою мамашу и не хочет огорчать ее женитьбой. «Жена все-таки чужой человек, — говорит он. — Разумеется — я женюсь, но уже после того, как мамаша скончается». Каждую субботу он посещает публичный дом и затем баню. Играет уже пятый год, но только одни упражнения и уверен, что, не переиграв всех упражнений, пьесы играть «вредно для слуха и руки».
В пять минут Клим узнал, что Марина
училась целый год
на акушерских курсах, а теперь
учится петь, что ее отец, ботаник, был командирован
на Канарские острова и там помер и что есть очень смешная оперетка «Тайны Канарских островов», но, к сожалению, ее не ставят.
— Но — разве она не писала тебе, что не хочет
учиться в театральной школе, а поступает
на курсы? Она уехала домой недели две назад…
— Нет, — что же? Ее красота требует достойной рамы. Володька — богат. Интересен. Добрый — до смешного. Кончил — юристом, теперь —
на историко-филологическом. Впрочем, он — не
учится, — влюблен, встревожен и вообще пошел вверх ногами.
— Шел бы ты, брат, в институт гражданских инженеров. Адвокатов у нас — излишек, а Гамбетты пока не требуются. Прокуроров — тоже, в каждой газете по двадцать пять штук. А вот архитекторов — нет, строить не умеем.
Учись на архитектора. Тогда получим некоторое равновесие: один брат — строит, другой — разрушает, а мне, подрядчику, выгода!
Макаров говорил не обидно, каким-то очень убедительным тоном, а Клим смотрел
на него с удивлением: товарищ вдруг явился не тем человеком, каким Самгин знал его до этой минуты. Несколько дней тому назад Елизавета Спивак тоже встала пред ним как новый человек. Что это значит? Макаров был для него человеком, который сконфужен неудачным покушением
на самоубийство, скромным студентом, который усердно
учится, и смешным юношей, который все еще боится женщин.
Клим остался, начали пить красное вино, а потом Лютов и дьякон незаметно исчезли, Макаров начал
учиться играть
на гитаре, а Клим, охмелев, ушел наверх и лег спать. Утром Макаров, вооруженный медной трубой, разбудил его.
— А тебе, Лида, бросить бы школу. Ведь все равно ты не
учишься. Лучше иди
на курсы. Нам необходимы не актеры, а образованные люди. Ты видишь, в какой дикой стране мы живем.
— Больше я не стану говорить
на эту тему, — сказал Клим, отходя к открытому во двор окну. — А тебе, разумеется, нужно ехать за границу и
учиться…
Самгин не знал, но почему-то пошевелил бровями так, как будто о дяде Мише излишне говорить; Гусаров оказался блудным сыном богатого подрядчика малярных и кровельных работ, от отца ушел еще будучи в шестом классе гимназии,
учился в казанском институте ветеринарии, был изгнан со второго курса, служил приказчиком в богатом поместье Тамбовской губернии, матросом
на волжских пароходах, а теперь — без работы, но ему уже обещано место табельщика
на заводе.
Самгин поднял с земли ветку и пошел лукаво изогнутой между деревьев дорогой из тени в свет и снова в тень. Шел и думал, что можно было не
учиться в гимназии и университете четырнадцать лет для того, чтоб ездить по избитым дорогам
на скверных лошадях в неудобной бричке, с полудикими людями
на козлах. В голове, как медные пятаки в кармане пальто, болтались, позванивали в такт шагам слова...
Он был сыном уфимского скотопромышленника,
учился в гимназии, при переходе в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев в тюрьме, отец его в это время помер, Кумов прожил некоторое время в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России, побывал
на Урале,
на Кавказе, жил у духоборов, хотел переселиться с ними в Канаду, но
на острове Крите заболел, и его возвратили в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
— Ссылка? Это установлено для того, чтоб подумать,
поучиться. Да, скучновато. Четыре тысячи семьсот обывателей, никому — и самим себе — не нужных, беспомощных людей; они отстали от больших городов лет
на тридцать,
на пятьдесят, и все, сплошь, заражены скептицизмом невежд. Со скуки — чудят. Пьют. Зимними ночами в город заходят волки…
— Простая хористка, — какова, а? Голосок-то! За всех поет! Мы с Алиной дали ей средства
учиться на большую певицу. Профессор — изумлен.
— Товарищ Яков! — умоляюще заговорил Лаврушка, — дайте же мне винтовочку, у Николая — две! Мне же
учиться надо. Я бы — не по людям, а по фонарям
на бульваре, вечером, когда стемнеет.
— Помнишь Лизу Спивак? Такая спокойная, бескрылая душа. Она посоветовала мне
учиться петь. Вижу — во всех песнях бабы жалуются
на природу свою…
— У Моти был дружок, слесарь,
учился у Шанявского, угрюмый такой, грубый, смотрел
на меня презрительно.
— Да-да, для этого самого! С вас, с таких, много ли государство сострижет? Вы только объедаете, опиваете его. Сколько стоит выучить вас грамоте? По десяти лет
учитесь,
на казенные деньги бунты заводите, губернаторов, министров стреляете…
—
На двенадцатом году отдала меня мачеха в монастырь, рукоделию
учиться и грамоте, — сказала она медленно и громко. — После той, пьяной жизни хорошо показалось мне в монастыре-то, там я и жила пять лет.
«Родится человек, долго чему-то
учится, испытывает множество различных неприятностей, решает социальные вопросы, потому что действительность враждебна ему, тратит силы
на поиски душевной близости с женщиной, — наиболее бесплодная трата сил. В сорок лет человек становится одиноким…»
Парнишка из богатой купеческой семьи, очень скромный, неглупый, отличный музыкант, сестру его я тоже знал, — милейшая девица, строгого нрава,
училась на курсах Герье, серьезно работала по истории ренессанса во Франции.
— А ты — умен!
На кой черт нужен твой ум? Какую твоим умом дыру заткнуть можно? Ну!
Учитесь в университетах, — в чьих? Уйди! Иди к черту! Вон…
Отец приказал мне
учиться в томском университете
на врача или адвоката, но я уехал в Москву, решив, что пойду в прокуратуру.
Он телеграфистом был,
учился на скрипке играть.
Недавно Лаврушку
на улице встретил, одет жуликовато, в галстуке; сказал, что
учится где-то.
Университет
учится, сходки совершенно непопулярны:
на первой было около 2500 (из 9 тысяч),
на второй — 700, третьего дня — 150, а вчера,
на трех назначенных, — около 100 человек».
— Учил, когда
учился, и перестал учить, когда понял, что учил ошибочно, — ответил Томилин, развертывая конфекту и не взглянув
на ученика, а Самгин почувствовал, что ему хочется говорить дерзости.
— Если откинуть фантастическую идею диктатуры пролетариата — у Ленина многому могли бы
поучиться наши министры, он экономист исключительных знаний и даровитости… Да,
на мой взгляд, и диктатура рабочего класса…