Неточные совпадения
Споры
с Марьей Романовной кончились тем, что однажды утром она
ушла со двора вслед за возом своих вещей,
ушла, не простясь ни
с кем, шагая величественно, как всегда, держа в одной руке саквояж
с инструментами, а
другой прижимая к плоской груди черного, зеленоглазого кота.
— Не сердись, — сказал Макаров,
уходя и споткнувшись о ножку стула, а Клим, глядя за реку, углубленно догадывался: что значат эти все чаще наблюдаемые изменения людей? Он довольно скоро нашел ответ, простой и ясный: люди пробуют различные маски, чтоб найти одну, наиболее удобную и выгодную. Они колеблются, мечутся, спорят
друг с другом именно в поисках этих масок, в стремлении скрыть свою бесцветность, пустоту.
И, не простясь
с другими, Поярков
ушел, а Клим, глядя в его сутуловатую спину, подумал, что Прейс — прав: этот — чужой и стесняет.
Варвара ставила термометр Любаше, Кумов встал и
ушел, ступая на пальцы ног, покачиваясь, балансируя руками. Сидя
с чашкой чая в руке на ручке кресла, а
другой рукой опираясь о плечо Любаши, Татьяна начала рассказывать невозмутимо и подробно, без обычных попыток острить.
Ушел он в настроении, не совсем понятном ему: эта беседа взволновала его гораздо более, чем все
другие беседы
с Мариной; сегодня она дала ему право считать себя обиженным ею, но обиды он не чувствовал.
Подсели на лестницу и остальные двое, один — седобородый, толстый, одетый солидно,
с широким, желтым и незначительным лицом,
с длинным, белым носом;
другой — маленький, костлявый, в полушубке,
с босыми чугунными ногами, в картузе, надвинутом на глаза так низко, что виден был только красный, тупой нос, редкие усы, толстая дряблая губа и ржавая бороденка. Все четверо они осматривали Самгина так пристально, что ему стало неловко, захотелось
уйти. Но усатый, сдув пепел
с папиросы, строго спросил...
— Правильно. Есть Макаров — ваш приятель, но эта фамилия нередкая. Кстати: тоже, вероятно, уже переехал границу в
другом пункте. Ну, я
ухожу. Нужно бы потолковать
с вами, а? Вы не против?
Самгину все анекдоты казались одинаково глупыми. Он видел, что сегодня ему не удастся побеседовать
с Таисьей, и хотел
уйти, но его заинтересовала речь Розы Грейман. Роза только что пришла и, должно быть, тоже принесла какую-то новость, встреченную недоверчиво. Сидя на стуле боком к его спинке, держась за нее одной рукой, а пальцем
другой грозя Хотяинцеву и Говоркову, она говорила...
— Ну, — чего там годить? Даже — досадно. У каждой нации есть царь, король, своя земля, отечество… Ты в солдатах служил? присягу знаешь? А я — служил.
С японцами воевать ездил, — опоздал, на мое счастье, воевать-то. Вот кабы все люди евреи были, у кого нет земли-отечества, тогда —
другое дело. Люди, милый человек, по земле ходят, она их за ноги держит, от своей земли не
уйдешь.
Самгин пожелал ему доброй ночи,
ушел в свою комнату, разделся и лег, устало думая о чрезмерно словоохотливых и скучных людях, о людях одиноких, героически исполняющих свой долг в тесном окружении врагов, о себе самом, о себе думалось жалобно,
с обидой на людей, которые бесцеремонно и даже как бы мстительно перебрасывают тяжести своих впечатлений на плечи
друг друга.
Неточные совпадения
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит
с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли
другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (
Уходит; за ним Бобчинский.)
Беднее захудалого // Последнего крестьянина // Жил Трифон. Две каморочки: // Одна
с дымящей печкою, //
Другая в сажень — летняя, // И вся тут недолга; // Коровы нет, лошадки нет, // Была собака Зудушка, // Был кот — и те
ушли.
Все эти следы его жизни как будто охватили его и говорили ему: «нет, ты не
уйдешь от нас и не будешь
другим, а будешь такой же, каков был:
с сомнениями, вечным недовольством собой, напрасными попытками исправления и падениями и вечным ожиданием счастья, которое не далось и невозможно тебе».
На дороге ли ты отдал душу Богу, или
уходили тебя твои же приятели за какую-нибудь толстую и краснощекую солдатку, или пригляделись лесному бродяге ременные твои рукавицы и тройка приземистых, но крепких коньков, или, может, и сам, лежа на полатях, думал, думал, да ни
с того ни
с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь, и поминай как звали.
Он даже до того был неучтив, что скоро
ушел от них в
другую сторону, желая повысмотреть, куда
ушла губернаторша
с своей дочкой.