Помните вы, как Иван Карамазов, решив принести на суде повинную, идет ночью по улице и наталкивается на замерзающего в снегу мужичонку? Два часа назад сам же Иван
толкнул его в снег. Теперь Иван суетится вокруг мужичонки, сзывает людей, старается его спасти. «Иван Федорович остался очень доволен.
Неточные совпадения
— А ты не заметил ничего, родимый мой? Мы-то тут споримся, да перекоряемся, да худые слова выговариваем, а он нас
толкает да
толкает… Я-то это давно примечаю, а как он швырнул тебя
в снег… А тут и сам объявился
в прескверном образе… Ты думаешь, это углевозы ехали? Это он ехал с своим сонмом, да еще посмеялся над нами… Любо ему, как скитники вздорят.
Этот крик длился страшно долго, и ничего нельзя было понять
в нем; но вдруг все, точно обезумев,
толкая друг друга, бросились вон из кухни, побежали
в сад, — там
в яме, мягко выстланной
снегом, лежал дядя Петр, прислонясь спиною к обгорелому бревну, низко свесив голову на грудь.
— Нечистая она, наша бабья любовь!.. Любим мы то, что нам надо. А вот смотрю я на вас, — о матери вы тоскуете, — зачем она вам? И все другие люди за народ страдают,
в тюрьмы идут и
в Сибирь, умирают… Девушки молодые ходят ночью, одни, по грязи, по
снегу,
в дождик, — идут семь верст из города к нам. Кто их гонит, кто
толкает? Любят они! Вот они — чисто любят! Веруют! Веруют, Андрюша! А я — не умею так! Я люблю свое, близкое!
— Экой дурак! — сказал Тиунов, махнув рукою, и вдруг все точно провалились куда-то на время, а потом опять вылезли и, барахтаясь, завопили, забормотали. Нельзя было понять, какое время стоит — день или ночь, всё оделось
в туман, стало шатко и неясно. Ходили
в баню, парились там и пили пиво, а потом шли садом
в горницы, голые, и
толкали друг друга
в снег.
И он не договорил, что он видел, еще более потому, что
в это время стоявшего против дверей конюха кто-то ужасно сильно
толкнул кулаком
в брюхо и откинул его от стены на целую сажень. Слесарный ученик отлетел еще далее и вдобавок чрезвычайно несчастливо воткнулся головою
в кучу
снега, которую он сам же и собрал, чтобы слепить здесь белого великана, у которого
в пустой голове будет гореть фонарь, когда станут расходиться по домам гости.