В зале было человек сорок, но тусклые зеркала в простенках размножали людей; казалось, что цыганки, маркизы, клоуны выскакивают, вывертываются из темных стен и в следующую минуту наполнят зал так тесно, что
танцевать будет нельзя.
Неточные совпадения
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал хор. Взрослые
пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной песне
было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после пения шумно
танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал...
Там слышен
был железный шум пролетки; высунулась из-за угла, мотаясь, голова лошади,
танцевали ее передние ноги; каркающий крик повторился еще два раза, выбежал человек в сером пальто, в фуражке, нахлобученной на бородатое лицо, — в одной его руке блестело что-то металлическое, в другой болтался небольшой ковровый саквояж; человек этот невероятно быстро очутился около Самгина, толкнул его и прыгнул с панели в дверь полуподвального помещения с новенькой вывеской над нею...
Самгину казалось, что все мужчины и дамы смотрят на Марину, как бы ожидая, когда она
будет танцевать. Он находил, что она отвечает на эти взгляды слишком пренебрежительно. Марина чистит грушу, срезая толстые слои, а рядом с нею рыжеволосая дама с бриллиантами на шее, на пальцах ловко срезает кожицу с груши слоями тонкими, почти как бумага.
— Бросьте, батенька! Это — дохлое дело. Еще раньше дня на три, ну, может
быть… А теперь мы немножко
танцуем назад, составы кормежных поездов гонят куда только возможно гнать, все перепуталось, и мы сами ничего не можем найти. Боеприпасы убирать надобно, вот что. Кое-что, пожалуй, надобно
будет предать огню.
Там
было тесно, крикливо,
было много красивых, богато одетых женщин, играл небольшой струнный оркестр, между столов плутали две пары, и не сразу можно
было понять, что они
танцуют.
Вечером того дня, когда труп Жени увезли в анатомический театр, в час, когда ни один даже случайный гость еще не появлялся на Ямской улице, все девушки, по настоянию Эммы Эдуардовны, собрались в зале. Никто из них не осмелился роптать на то, что в этот тяжелый день их, еще не оправившихся от впечатлений ужасной Женькиной смерти заставят одеться, по обыкновению, в дико-праздничные наряды и идти в ярко освещенную залу, чтобы
танцевать петь и заманивать своим обнаженным телом похотливых мужчин.
— Еще поспорим! Ты играй на своей сопелке — у кого ноги в землю не вросли, те под твою музыку
танцевать будут! Рыбин верно сказал — мы под собой земли не чувствуем, да и не должны, потому на нас и положено раскачать ее. Покачнем раз — люди оторвутся, покачнем два — и еще!
Неточные совпадения
Деньги бы только
были, а жизнь тонкая и политичная: кеятры, собаки тебе
танцуют, и все что хочешь.
«А вы что ж не
танцуете? — // Сказал Последыш барыням // И молодым сынам. — //
Танцуйте!» Делать нечего! // Прошлись они под музыку. // Старик их осмеял! // Качаясь, как на палубе // В погоду непокойную, // Представил он, как тешились // В его-то времена! // «
Спой, Люба!» Не хотелося //
Петь белокурой барыне, // Да старый так пристал!
Она
была уверена, что она
танцует мазурку с ним, как и на прежних балах, и пятерым отказала мазурку, говоря, что
танцует.
Но,
танцуя последнюю кадриль с одним из скучных юношей, которому нельзя
было отказать, ей случилось
быть vis-à-vis с Вронским и Анной.
— Наконец я
буду с нею
танцевать целый вечер… Вот наговорюсь! — прибавил он.