«
Страшный человек», — думал Самгин, снова стоя у окна и прислушиваясь. В стекла точно невидимой подушкой били. Он совершенно твердо знал, что в этот час тысячи людей стоят так же, как он, у окошек и слушают, ждут конца. Иначе не может быть. Стоят и ждут. В доме долгое время было непривычно тихо. Дом как будто пошатывался от мягких толчков воздуха, а на крыше точно снег шуршал, как шуршит он весною, подтаяв и скатываясь по железу.
Неточные совпадения
Настоящий народ Клим воображал неисчислимой толпой
людей огромного роста, несчастных и
страшных, как чудовищный нищий Вавилов.
Клим Самгин думал, что было бы хорошо, если б кто-то очень внушительный, даже —
страшный крикнул на этих
людей...
— Передавили друг друга.
Страшная штука. Вы — видели? Черт… Расползаются с поля
люди и оставляют за собой трупы. Заметили вы: пожарные едут с колоколами, едут и — звонят! Я говорю: «Подвязать надо, нехорошо!» Отвечает: «Нельзя». Идиоты с колокольчиками… Вообще, я скажу…
А рабочие шли все так же густо, нестройно и не спеша; было много сутулых, многие держали руки в карманах и за спиною. Это вызвало в памяти Самгина снимок с чьей-то картины, напечатанный в «Ниве»: чудовищная фигура Молоха, и к ней, сквозь толпу карфагенян, идет, согнувшись, вереница
людей, нанизанных на цепь, обреченных в жертву
страшному богу.
Артиста этого он видел на сцене театра в царских одеждах трагического царя Бориса, видел его безумным и
страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде его во Псков, — маленькой, кошмарной фигуркой с плетью в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые кланялись в ноги коню его; видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над жизнью; великолепно, поражающе изображал этот
человек ужас безграничия власти.
Есть что-то
страшное в том, что
человек этот обыкновенен, как все тут, в огнях, в дыму, —
страшное в том, что он так же прост, как все
люди, и — не похож на
людей.
Он заметил, что, когда этот длинный
человек приносит потрясающие новости, черные волосы его лежат на голове гладко и прядь их хорошо прикрывает шишку на лбу, а когда он сообщает менее
страшное — волосы у него растрепаны, шишку видно.
— Они там напились, орали ура, как японцы, — такие, знаешь. Наполеоны-победители, а в сарае
люди заперты, двадцать семь
человек, морозище
страшный, все трещит, а там, в сарае, раненые есть. Все это рассказал мне один знакомый Алины — Иноков.
Другое немножко неприятное было то, что новый начальник, как все новые начальники, имел уж репутацию
страшного человека, встающего в 6 часов утра, работающего как лошадь и требующего такой же работы от подчиненных.
— Я знала — oh, vous êtes terrible, allez! [о, вы
страшный человек! (фр.)] — прибавила она, ударив его легонько веером по плечу.
И вот этот-то
страшный человек должен был приехать к нам. С утра во всем доме было необыкновенное волнение: я никогда прежде не видал этого мифического «брата-врага», хотя и родился у него в доме, где жил мой отец после приезда из чужих краев; мне очень хотелось его посмотреть и в то же время я боялся — не знаю чего, но очень боялся.
Неточные совпадения
Страшная масса исполнительности, действующая как один
человек, поражала воображение.
— Конституция, доложу я вам, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — говорил он купчихе Распоповой, — вовсе не такое уж пугало, как
люди несмысленные о сем полагают. Смысл каждой конституции таков: всякий в дому своем благополучно да почивает! Что же тут, спрашиваю я вас, сударыня моя,
страшного или презорного? [Презорный — презирающий правила или законы.]
— Хорошо, — сказала она и, как только
человек вышел, трясущимися пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с конца. «Я сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла всё и еще раз прочла письмо всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое
страшное несчастие, какого она не ожидала.
В Соборе Левин, вместе с другими поднимая руку и повторяя слова протопопа, клялся самыми
страшными клятвами исполнять всё то, на что надеялся губернатор. Церковная служба всегда имела влияние на Левина, и когда он произносил слова: «целую крест» и оглянулся на толпу этих молодых и старых
людей, повторявших то же самое, он почувствовал себя тронутым.
И Степан Аркадьич встал и пошел вниз к новому начальнику. Инстинкт не обманул Степана Аркадьича. Новый
страшный начальник оказался весьма обходительным
человеком, и Степан Аркадьич позавтракал с ним и засиделся так, что только в четвертом часу попал к Алексею Александровичу.