Неточные совпадения
На висках,
на выпуклом лбу Макарова блестел пот,
нос заострился, точно у мертвого, он закусил губы и крепко закрыл глаза. В ногах кровати
стояли Феня с медным тазом в руках и Куликова с бинтами, с марлей.
Все молчали, глядя
на реку: по черной дороге бесшумно двигалась лодка,
на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в руках,
стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня
на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то
на золотую рыбу с множеством плавников, то
на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Под ветлой
стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его
носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в розовой рубахе и Макарова
на коленях перед ним.
В ее комнате
стоял тяжелый запах пудры, духов и от обилия мебели было тесно, как в лавочке старьевщика. Она села
на кушетку, приняв позу Юлии Рекамье с портрета Давида, и спросила об отце. Но, узнав, что Клим застал его уже без языка, тотчас же осведомилась, произнося слова в
нос...
Варвара сидела
на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя колесом; он уже поставил баркас
носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его; в машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар.
На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные,
стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали лодки.
— Нет, иногда захожу, — неохотно ответил Стратонов. — Но, знаете, скучновато. И — между нами — «блажен муж, иже не иде
на совет нечестивых», это так! Но дальше я не согласен. Или вы
стоите на пути грешных, в целях преградить им путь, или — вы идете в ногу с ними. Вот-с. Прейс — умница, — продолжал он, наморщив
нос, — умница и очень знающий человек, но стадо, пасомое им, — это все разговорщики, пустой народ.
— Я — усмиряю, и меня — тоже усмиряют.
Стоит предо мной эдакий великолепный старичище, морда — умная, честная морда — орел! Схватил я его за бороду, наган — в
нос. «Понимаешь?», говорю. «Так точно, ваше благородие, понимаю, говорит, сам — солдат турецкой войны, крест, медали имею,
на усмирение хаживал, мужиков порол, стреляйте меня, — достоин! Только, говорит, это делу не поможет, ваше благородие, жить мужикам — невозможно, бунтовать они будут, всех не перестреляете». Н-да… Вот — морда, а?
На эстраде, заслоняя красный портрет царя Александра Второго, одиноко
стоял широкоплечий, но плоский, костистый человек с длинными руками, седовласый, но чернобровый, остриженный ежиком, с толстыми усами под горбатым
носом и острой французской бородкой.
Тогда перед глазами баб, сидевших на завалинке, снова обозначались дрожащие очертания рыбаков и лодки, снова выступали из мрака высокие фигуры Петра и Глеба Савиновых, которые
стояли на носу и, приподняв над головою правую руку, вооруженную острогою, перегнувшись корпусом через борт, казались висевшими над водою, отражавшею багровый круг света.
Барка целиком повторяется на ее ровной поверхности — повторяется вместе с высоким бородатым рулевым в круглой бараньей шапке, повторяется с соломенным шалашом, служащим работникам защитою от дождя и зноя, с белою костлявою бичевною клячей, которая, смиренно
стоя на носу и пережевывая тощее сено, терпеливо ждет своей участи.
Неточные совпадения
Она летела прямо
на него: близкие звуки хорканья, похожие
на равномерное наддирание тугой ткани, раздались над самым ухом; уже виден был длинный
нос и шея птицы, и в ту минуту, как Левин приложился, из-за куста, где
стоял Облонский, блеснула красная молния; птица, как стрела, спустилась и взмыла опять кверху.
Базаров высунулся из тарантаса, а Аркадий вытянул голову из-за спины своего товарища и увидал
на крылечке господского домика высокого, худощавого человека с взъерошенными волосами и тонким орлиным
носом, одетого в старый военный сюртук нараспашку. Он
стоял, растопырив ноги, курил длинную трубку и щурился от солнца.
Одну из них, богиню Молчания, с пальцем
на губах, привезли было и поставили; но ей в тот же день дворовые мальчишки отбили
нос, и хотя соседний штукатур брался приделать ей
нос «вдвое лучше прежнего», однако Одинцов велел ее принять, и она очутилась в углу молотильного сарая, где
стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас баб.
— Когда же я задремал? — оправдывался Обломов, принимая Андрюшу в объятия. — Разве я не слыхал, как он ручонками карабкался ко мне? Я все слышу! Ах, шалун этакой: за
нос поймал! Вот я тебя! Вот
постой,
постой! — говорил он, нежа и лаская ребенка. Потом спустил его
на пол и вздохнул
на всю комнату.
Райский смотрел, как
стоял директор, как говорил, какие злые и холодные у него были глаза, разбирал, отчего ему стало холодно, когда директор тронул его за ухо, представил себе, как поведут его сечь, как у Севастьянова от испуга вдруг побелеет
нос, и он весь будто похудеет немного, как Боровиков задрожит, запрыгает и захихикает от волнения, как добрый Масляников, с плачущим лицом, бросится обнимать его и прощаться с ним, точно с осужденным
на казнь.