Неточные совпадения
Похолодев от испуга, Клим
стоял на лестнице, у него щекотало в горле, слезы выкатывались из глаз, ему захотелось убежать в сад,
на двор, спрятаться; он подошел к двери
крыльца, — ветер кропил дверь осенним дождем. Он постучал в дверь кулаком, поцарапал ее ногтем, ощущая, что в груди что-то сломилось, исчезло, опустошив его. Когда, пересилив себя, он вошел в столовую, там уже танцевали кадриль, он отказался танцевать, подставил к роялю стул и стал играть кадриль в четыре руки с Таней.
А
на дворе, у
крыльца,
на котором
стояли три женские фигуры, невнятно пробормотал...
Клим Самгин
стоял в группе зрителей
на крыльце Исторического музея.
Чтоб избежать встречи с Поярковым, который снова согнулся и смотрел в пол, Самгин тоже осторожно вышел в переднюю,
на крыльцо. Дьякон
стоял на той стороне улицы, прижавшись плечом к столбу фонаря, читая какую-то бумажку, подняв ее к огню; ладонью другой руки он прикрывал глаза.
На голове его была необыкновенная фуражка, Самгин вспомнил, что в таких художники изображали чиновников Гоголя.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся
на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом;
на каменной ступени
крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина,
стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
«Я слежу за собой, как за моим врагом», — возмутился он, рывком надел шапку, гневно сунул ноги в галоши, вышел
на крыльцо кухни,
постоял, прислушался к шуму голосов за воротами и решительно направился
на улицу.
Макаров
стоял рядом с Лаврушкой
на крыльце дома фельдшера Винокурова и смеялся, слушая ломкий голос рыжего.
Над
крыльцом дугою изгибалась большая, затейливая вывеска, —
на белом поле красной и синей краской были изображены: мужик в странной позе — он
стоял на одной ноге, вытянув другую вместе с рукой над хомутом, за хомутом — два цепа; за ними — большой молоток; дальше — что-то непонятное и — девица с парнем; пожимая друг другу руки, они целовались.
Она втиснула его за железную решетку в сад, там молча
стояло человек десять мужчин и женщин,
на каменных ступенях
крыльца сидел полицейский; он встал, оказался очень большим, широким; заткнув собою дверь в дом, он сказал что-то негромко и невнятно.
А вы —
стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
— Что ж, и ты меня хочешь замучить! — вскричал он с таким горьким раздражением, с таким отчаянием во взгляде, что у Разумихина руки опустились. Несколько времени он
стоял на крыльце и угрюмо смотрел, как тот быстро шагал по направлению к своему переулку. Наконец, стиснув зубы и сжав кулаки, тут же поклявшись, что сегодня же выжмет всего Порфирия, как лимон, поднялся наверх успокоивать уже встревоженную долгим их отсутствием Пульхерию Александровну.
Неточные совпадения
На утро однако всё устроилось, и к девяти часам — срок, до которого просили батюшку подождать с обедней, сияющие радостью, разодетые дети
стояли у
крыльца пред коляской, дожидаясь матери.
Подъезжая ко двору, Чичиков заметил
на крыльце самого хозяина, который
стоял в зеленом шалоновом сюртуке, приставив руку ко лбу в виде зонтика над глазами, чтобы рассмотреть получше подъезжавший экипаж.
Дворовые мужчины, в сюртуках, кафтанах, рубашках, без шапок, женщины, в затрапезах, полосатых платках, с детьми
на руках, и босоногие ребятишки
стояли около
крыльца, посматривали
на экипажи и разговаривали между собой.
У
крыльца стояли оседланные кони. Бульба вскочил
на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав
на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст.
Тогда,
на площади Петровой, // Где дом в углу вознесся новый, // Где над возвышенным
крыльцом // С подъятой лапой, как живые, //
Стоят два льва сторожевые, //
На звере мраморном верхом, // Без шляпы, руки сжав крестом, // Сидел недвижный, страшно бледный // Евгений.