Неточные совпадения
«Глуповатые стишки. Но кто-то сказал, что поэзия и должна быть глуповатой… Счастье — тоже. «Счастье на мосту
с чашкой», — это о нищих. Пословицы всегда злы, в сущности. Счастье — это когда человек живет в
мире с самим
собою. Это и значит: жить честно».
Остановясь среди комнаты, глядя в дым своей папиросы, он пропустил перед
собою ряд эпизодов: гибель Бориса Варавки, покушение Макарова на самоубийство, мужиков, которые поднимали колокол «всем
миром», других, которые сорвали замок
с хлебного магазина, 9 Января, московские баррикады — все, что он пережил, вплоть до убийства губернатора.
Он продолжал шагать и через полчаса сидел у
себя в гостинице, разбирая бумаги в портфеле Варвары. Нашел вексель Дронова на пятьсот рублей, ключ от сейфа, проект договора
с финской фабрикой о поставке бумаги, газетные вырезки
с рецензиями о каких-то книгах, заметки Варвары. Потом спустился в ресторан, поужинал и, возвратясь к
себе, разделся, лег в постель
с книгой Мережковского «Не
мир, но меч».
— Здоровенная будет у нас революция, Клим Иванович. Вот — начались рабочие стачки против войны — знаешь? Кушать трудно стало, весь хлеб армии скормили. Ох, все это кончится тем, что устроят европейцы
мир промежду
себя за наш счет, разрежут Русь на кусочки и начнут глодать
с ее костей мясо.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в
мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми
себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Постепенно разыгрываясь, фантазия Грустилова умчалась наконец в надзвездный
мир, куда он по очереди переселил вместе
с собою всех этих полуобнаженных богинь, которых бюсты так глубоко уязвляли его сердце.
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего
мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал
себя перенесенным в прежний, обычный
мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел,
с такою силой поднялись в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
Детскость выражения ее лица в соединении
с тонкой красотою стана составляли ее особенную прелесть, которую он хорошо помнил: но, что всегда, как неожиданность, поражало в ней, это было выражение ее глаз, кротких, спокойных и правдивых, и в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина в волшебный
мир, где он чувствовал
себя умиленным и смягченным, каким он мог запомнить
себя в редкие дни своего раннего детства.
Эта жестокость его,
с которой он разрушал
мир,
с таким трудом состроенный ею
себе, чтобы переносить свою тяжелую жизнь, эта несправедливость его,
с которой он обвинял ее в притворстве, в ненатуральности, взорвали ее.