Неточные совпадения
Дронов не возразил ему. Клим понимал, что Дронов выдумывает, но он так убедительно спокойно рассказывал о
своих видениях, что Клим чувствовал
желание принять ложь как правду. В конце концов Клим не мог понять, как именно относится он к этому мальчику, который все сильнее и привлекал и отталкивал его.
Клим действительно забыл
свою беседу с Дроновым, а теперь, поняв, что это он выдал Инокова, испуганно задумался: почему он сделал это? И, подумав, решил, что карикатурная тень головы инспектора возбудила в нем, Климе, внезапное
желание сделать неприятность хвастливому Дронову.
Пошли молча. Чувствуя вину
свою, Клим подумал, как исправить ее, но, ничего не придумав, укрепился в
желании сделать Дронову неприятное.
Лидия, все еще сердясь на Клима, не глядя на него, послала брата за чем-то наверх, — Клим через минуту пошел за ним, подчиняясь внезапному толчку
желания сказать Борису что-то хорошее, дружеское, может быть, извиниться пред ним за
свою выходку.
— Ошибочно думать, что энергия людей, соединенных в организации, в партии, — увеличивается в
своей силе. Наоборот: возлагая
свои желания, надежды, ответственность на вождей, люди тем самым понижают и температуру и рост
своей личной энергии. Идеальное воплощение энергии — Робинзон Крузо.
Но, и со злостью думая о Рите, он ощущал, что в нем растет унизительное
желание пойти к ней, а это еще более злило его. Он нашел исход злобе
своей, направив ее на рабочих.
Туробоев усмехнулся. Губы у него были разные, нижняя значительно толще верхней, темные глаза прорезаны красиво, но взгляд их неприятно разноречив, неуловим. Самгин решил, что это кричащие глаза человека больного и озабоченного
желанием скрыть
свою боль и что Туробоев человек преждевременно износившийся. Брат спорил с Нехаевой о символизме, она несколько раздраженно увещевала его...
Поработав больше часа, он ушел, унося раздражающий образ женщины, неуловимой в ее мыслях и опасной, как все выспрашивающие люди. Выспрашивают, потому что хотят создать представление о человеке, и для того, чтобы скорее создать, ограничивают его личность, искажают ее. Клим был уверен, что это именно так; сам стремясь упрощать людей, он подозревал их в
желании упростить его, человека, который не чувствует границ
своей личности.
Если каждый человек действует по воле класса, группы, то, как бы ловко ни скрывал он за фигурными хитросплетениями слов
свои подлинные
желания и цели, всегда можно разоблачить истинную суть его — силу групповых и классовых повелений.
Озабоченный
желанием укротить словесный бунт Лидии, сделать ее проще, удобнее, он не думал ни о чем, кроме нее, и хотел только одного: чтоб она забыла
свои нелепые вопросы, не сдабривала раздражающе мутным ядом его медовый месяц.
Рассказывая Спивак о выставке, о ярмарке, Клим Самгин почувствовал, что умиление, испытанное им, осталось только в памяти, но как чувство — исчезло. Он понимал, что говорит неинтересно. Его стесняло
желание найти
свою линию между неумеренными славословиями одних газет и ворчливым скептицизмом других, а кроме того, он боялся попасть в тон грубоватых и глумливых статеек Инокова.
«Кутузов», — узнал Клим, тотчас вспомнил Петербург, пасхальную ночь,
свою пьяную выходку и решил, что ему не следует встречаться с этим человеком. Но что-то более острое, чем любопытство, и даже несколько задорное будило в нем
желание посмотреть на Кутузова, послушать его, может быть, поспорить с ним.
Клим Самгин смял бумажку, чувствуя
желание обругать Любашу очень крепкими словами. Поразительно настойчива эта развязная девица в
своем стремлении запутать его в ее петли, затянуть в «деятельность». Он стоял у двери, искоса разглядывая бесцеремонного гостя. Человек этот напомнил ему одного из посетителей литератора Катина, да и вообще Долганов имел вид существа, явившегося откуда-то «из мрака забвения».
Сравнивая
свои чувствования с теми, которые влекли его к Лидии, он находил, что тогда инстинкт наивно и стыдливо рядился в романтические мечты и надежды на что-то необыкновенное, а теперь ничего подобного нет, а есть только вполне свободное и разумное
желание овладеть девицей, которая сама хочет этого.
Клим Самгин крепко закрыл глаза, сжал зубы и вспомнил
свое желание взять эту девицу унизительно для нее, взять и отплатить ей за
свою неудачную связь с Лидией, и вообще — за все.
Вспоминать о Лидии он запрещал себе, воспоминания о ней раздражали его. Как-то, в ласковый час, он почувствовал
желание подробно рассказать Варваре
свой роман; он испугался, поняв, что этот рассказ может унизить его в ее глазах, затем рассердился на себя и заодно на Варвару.
«Да, она умнеет», — еще раз подумал Самгин и приласкал ее. Сознание
своего превосходства над людями иногда возвышалось у Клима до
желания быть великодушным с ними. В такие минуты он стал говорить с Никоновой ласково, даже пытался вызвать ее на откровенность; хотя это
желание разбудила в нем Варвара, она стала относиться к новой знакомой очень приветливо, но как бы испытующе. На вопрос Клима «почему?» — она ответила...
Но — хотелось спорить с Кутузовым. Однако для спора, кроме
желания спорить, необходима
своя «система фраз», а кроме этого мешало еще нечто. Что?
Утешающим тоном старшей, очень ласково она стала говорить вещи, с детства знакомые и надоевшие Самгину. У нее были кое-какие
свои наблюдения, анекдоты, но она говорила не навязывая, не убеждая, а как бы разбираясь в том, что знала. Слушать ее тихий, мягкий голос было приятно,
желание высмеять ее — исчезло. И приятна была ее доверчивость. Когда она подняла руки, чтоб поправить платок на голове, Самгин поймал ее руку и поцеловал. Она не протестовала, продолжая...
Он не уклонялся от осторожной помощи ей в ее бесчисленных делах, объясняя себе эту помощь
своим стремлением ознакомиться с конспиративной ее работой, понять мотивы революционности этой всегда спокойной женщины, а она относилась к его услугам как к чему-то обязательному, не видя некоторого их риска для него и не обнаруживая
желания сблизиться с ним.
Дальше он не разрешал себе думать, у него было целомудренное
желание не искать формулы
своим надеждам и мечтам.
Он снова заставил себя вспомнить Марину напористой девицей в желтом джерси и ее глупые слова: «Ношу джерси, потому что терпеть не могу проповедей Толстого». Кутузов называл ее Гуляй-город. И, против
желания своего, Самгин должен был признать, что в этой женщине есть какая-то приятно угнетающая, теплая тяжесть.
Он вовсе не хотел «рассказывать себя», он даже подумал, что и при
желании, пожалуй, не сумел бы сделать это так, чтоб женщина поняла все то, что было неясно ему. И, прикрывая
свое волнение иронической улыбкой, спросил...
Слушая его анекдоты, Самгин, бывало, чувствовал, что человек этот гордится
своими знаниями, как гордился бы ученый исследователь, но рассказывает всегда с тревогой, с явным
желанием освободиться от нее, внушив ее слушателям.
Самгин верил глазам Ивана Дронова и читал его бойкие фельетоны так же внимательно, как выслушивал на суде показания свидетелей, не заинтересованных в процессе ничем иным, кроме
желания подчеркнуть
свой ум,
свою наблюдательность.
— Хорошо, — сказал Миша и больше не вставал, лишив этим Самгина единственной возможности делать ему выговоры, а выговоры делать хотелось, и — нередко. Неосновательность
своего желания Самгин понимал, но это не уменьшало настойчивости
желания. Он спрашивал себя...
«Говорит, как деревенская баба…» И вслед за этим почувствовал, что ему необходимо уйти, сейчас же, — последними словами она точно вытеснила, выжала из него все мысли и всякие
желания. Через минуту он торопливо прощался, объяснив
свою поспешность тем, что — забыл: у него есть неотложное дело.
Он сказал что-то о напуганном воображении обывателей, о торопливости провинциальных корреспондентов и корыстном многословии прессы, но Самгин не слушал его, едва сдерживая
желание выдернуть
свою руку из холодных пальцев.
Он чувствовал
желание повторить вслух ее фразу — «несчастье быть умнее
своего времени», но — не сделал этого.
Вспомнив об этом, он не ощутил
желания поставить
свое имя в ряд с этими, но почувствовал, что в суждениях о рабочем классе потребна осторожность, которая предусмотрена старинной моралью: «Не плюй в колодезь — пригодится воды напиться».
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные
своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их
желаний.
Самгин с удовольствием согласился, не чувствуя никакого
желания защищать права
своих клиентов.