Неточные совпадения
Туробоев, холодненький, чистенький и вежливый, тоже
смотрел на Клима, прищуривая темные, неласковые глаза, —
смотрел вызывающе. Его слишком красивое
лицо особенно сердито морщилось, когда Клим подходил к Лидии, но девочка разговаривала с Климом небрежно, торопливо, притопывая ногами и глядя
в ту сторону, где Игорь. Она все более плотно срасталась с Туробоевым, ходили они взявшись за руки; Климу казалось, что, даже увлекаясь игрою, они играют друг для друга, не видя, не чувствуя никого больше.
— Что ты
смотришь? — спросила мать, заглянув
в лицо его.
Но Клим видел, что Лида, слушая рассказы отца поджав губы, не верит им. Она треплет платок или конец своего гимназического передника,
смотрит в пол или
в сторону, как бы стыдясь взглянуть
в широкое, туго налитое кровью бородатое
лицо. Клим все-таки сказал...
Его все слушали внимательно, а Дронов — жадно приоткрыв рот и не мигая —
смотрел в неясное
лицо оратора с таким напряжением, как будто ждал, что вот сейчас будет сказано нечто, навсегда решающее все вопросы.
Дядя, видимо, был чем-то доволен. Его сожженное
лицо посветлело, стало костлявее, но глаза
смотрели добродушней, он часто улыбался. Клим знал, что он собирается уехать
в Саратов и жить там.
В темно-синем пиджаке,
в черных брюках и тупоносых ботинках фигура Дронова приобрела комическую солидность. Но
лицо его осунулось, глаза стали неподвижней, зрачки помутнели, а
в белках явились красненькие жилки, точно у человека, который страдает бессонницей. Спрашивал он не так жадно и много, как прежде, говорил меньше, слушал рассеянно и, прижав локти к бокам, сцепив пальцы, крутил большие, как старик.
Смотрел на все как-то сбоку, часто и устало отдувался, и казалось, что говорит он не о том, что думает.
Он
смотрел в ее серьезное
лицо,
в печальные глаза, ему хотелось сказать ей очень злые слова, но они не сползали с языка.
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких духов. Можно было подумать, что тени
в глазницах ее искусственны, так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши волосы делали ее
лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту девушку такой уродливой, какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза
смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех
в этой комнате.
— Конечно. Такая бойкая цыганочка. Что… как она живет? Хочет быть актрисой? Это настоящее женское дело, — закончил он, усмехаясь
в лицо Клима, и
посмотрел в сторону Спивак; она, согнувшись над клавиатурой через плечо мужа, спрашивала Марину...
Туробоев, закурив папиросу о свой же окурок, поставил его
в ряд шести других, уже погасших. Туробоев был нетрезв, его волнистые, негустые волосы встрепаны, виски потны, бледное
лицо побурело, но глаза, наблюдая за дымящимся окурком, светились пронзительно. Кутузов
смотрел на него взглядом осуждающим. Дмитрий, полулежа на койке, заговорил докторально...
Клим услышал нечто полупонятное, как бы некий вызов или намек. Он вопросительно взглянул на девушку, но она
смотрела в книгу. Правая рука ее блуждала
в воздухе, этой рукой, синеватой
в сумраке и как бы бестелесной, Нехаева касалась
лица своего, груди, плеча, точно она незаконченно крестилась или хотела убедиться
в том, что существует.
Крепко сжав губы, широко открыв глаза, она
смотрела в упор и как бы сквозь него; на смуглом
лице являлась тень неведомых дум.
Раза два-три Иноков, вместе с Любовью Сомовой, заходил к Лидии, и Клим видел, что этот клинообразный парень чувствует себя у Лидии незваным гостем. Он бестолково, как засыпающий окунь
в ушате воды, совался из угла
в угол, встряхивая длинноволосой головой, пестрое
лицо его морщилось, глаза
смотрели на вещи
в комнате спрашивающим взглядом. Было ясно, что Лидия не симпатична ему и что он ее обдумывает. Он внезапно подходил и, подняв брови, широко открыв глаза, спрашивал...
— Странное
лицо у Макарова. Такое раздражающее, если
смотреть в профиль. Но анфас —
лицо другого человека. Я не говорю, что он двуличен
в смысле нелестном для него. Нет, он… несчастливо двуличен…
Клим
смотрел, как его косые глаза дрожат
в стремлении остановиться на
лице Варавки, но не могут этого и прыгают, заставляя Лютова вертеть головою.
Лютов подпрыгивал, размахивал руками, весь разрываясь, но говорил все тише, иногда — почти шепотом.
В нем явилось что-то жуткое, пьяное и действительно страстное, насквозь чувственное. Заметно было, что Туробоеву тяжело слушать его шепот и тихий вой,
смотреть в это возбужденное, красное
лицо с вывихнутыми глазами.
Он видел, что Лидия
смотрит не на колокол, а на площадь, на людей, она прикусила губу и сердито хмурится.
В глазах Алины — детское любопытство. Туробоеву — скучно, он стоит, наклонив голову, тихонько сдувая пепел папиросы с рукава, а у Макарова
лицо глупое, каким оно всегда бывает, когда Макаров задумывается. Лютов вытягивает шею вбок, шея у него длинная, жилистая, кожа ее шероховата, как шагрень. Он склонил голову к плечу, чтоб направить непослушные глаза на одну точку.
Клим никогда еще не видел ее такой оживленной и властной. Она подурнела, желтоватые пятна явились на
лице ее, но
в глазах было что-то самодовольное. Она будила смешанное чувство осторожности, любопытства и, конечно, те надежды, которые волнуют молодого человека, когда красивая женщина
смотрит на него ласково и ласково говорит с ним.
— Отлично! — закричал он, трижды хлопнув ладонями. — Превосходно, но — не так! Это говорил не итальянец, а — мордвин. Это — размышление, а не страсть, покаяние, а не любовь! Любовь требует жеста. Где у тебя жест? У тебя
лицо не живет! У тебя вся душа только
в глазах, этого мало! Не вся публика
смотрит на сцену
в бинокль…
Через час он шагал по блестящему полу пустой комнаты, мимо зеркал
в простенках пяти окон, мимо стульев, чинно и скучно расставленных вдоль стен, а со стен на него неодобрительно
смотрели два
лица, одно — сердитого человека с красной лентой на шее и яичным желтком медали
в бороде, другое — румяной женщины с бровями
в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
Дьякон углубленно настраивал гитару. Настроив, он встал и понес ее
в угол, Клим увидал пред собой великана, с широкой, плоской грудью, обезьяньими лапами и костлявым
лицом Христа ради юродивого, из темных ям на этом
лице отвлеченно
смотрели огромные, водянистые глаза.
Кричали ура четверым монголам, одетым
в парчу, идольски неподвижным; сидя
в ландо, они косенькими глазками
смотрели друг на друга; один из них, с вывороченными ноздрями, с незакрытым ртом, белозубый, улыбался мертвой улыбкой, желтое
лицо его казалось медным.
Самгин был утомлен впечатлениями, и его уже не волновали все эти скорбные, испуганные, освещенные любопытством и блаженно тупенькие
лица, мелькавшие на улице, обильно украшенной трехцветными флагами. Впечатления позволяли Климу хорошо чувствовать его весомость, реальность. О причине катастрофы не думалось. Да,
в сущности, причина была понятна из рассказа Маракуева: люди бросились за «конфетками» и передавили друг друга. Это позволило Климу
смотреть на них с высоты экипажа равнодушно и презрительно.
Клим Самгин шагал по улице бодро и не уступая дорогу встречным людям. Иногда его фуражку трогали куски трехцветной флагной материи. Всюду празднично шумели люди, счастливо привыкшие быстро забывать несчастия ближних своих. Самгин
посматривал на их оживленные, ликующие
лица, праздничные костюмы и утверждался
в своем презрении к ним.
Было очень неприятно наблюдать внимание Лидии к речам Маракуева. Поставив локти на стол, сжимая виски ладонями, она
смотрела в круглое
лицо студента читающим взглядом, точно
в книгу. Клим опасался, что книга интересует ее более, чем следовало бы. Иногда Лидия, слушая рассказы о Софии Перовской, Вере Фигнер, даже раскрывала немножко рот; обнажалась полоска мелких зубов, придавая
лицу ее выражение, которое Климу иногда казалось хищным, иногда — неумным.
Он был непоседлив; часто и стремительно вскакивал; хмурясь,
смотрел на черные часы свои, закручивая реденькую бородку штопором, совал ее
в изъеденные зубы, прикрыв глаза, болезненно сокращал кожу
лица иронической улыбкой и широко раздувал ноздри, как бы отвергая некий неприятный ему запах.
Глубоко
в кресле сидел компаньон Варавки по изданию газеты Павлин Савельевич Радеев, собственник двух паровых мельниц, кругленький, с
лицом татарина, вставленным
в аккуратно подстриженную бородку, с ласковыми, умными глазами под выпуклым лбом. Варавка, видимо, очень уважал его,
посматривая в татарское
лицо вопросительно и ожидающе.
В ответ на возмущение Варавки политическим цинизмом Константина Победоносцева Радеев сказал...
Сверху спускалась Лидия. Она садилась
в угол, за роялью, и чужими глазами
смотрела оттуда, кутая, по привычке, грудь свою газовым шарфом. Шарф был синий, от него на нижнюю часть
лица ее ложились неприятные тени. Клим был доволен, что она молчит, чувствуя, что, если б она заговорила, он стал бы возражать ей. Днем и при людях он не любил ее.
Он особенно недоумевал, наблюдая, как заботливо Лидия ухаживает за его матерью, которая говорила с нею все-таки из милости, докторально, а
смотрела не
в лицо девушки, а
в лоб или через голову ее.
Отзвонив, он вытирал потный череп, мокрое
лицо большим платком
в синюю и белую клетку, снова
смотрел в небо страшными, белыми глазами, кланялся публике и уходил, не отвечая на похвалы, на вопросы.
Иноков постригся, побрил щеки и, заменив разлетайку дешевеньким костюмом мышиного цвета, стал незаметен, как всякий приличный человек. Только веснушки на
лице выступили еще более резко, а
в остальном он почти ничем не отличался от всех других, несколько однообразно приличных людей. Их было не много, на выставке они очень интересовались архитектурой построек,
посматривали на крыши, заглядывали
в окна, за углы павильонов и любезно улыбались друг другу.
Но Томилин не слушал возражений, — усмехаясь, приподняв рыжие брови, он
смотрел на адвоката фарфоровыми глазами и тискал
в лицо его вопросы...
Самгин соскочил с постели и зашагал по комнате, искоса
посматривая, как мелькает
в зеркале его
лицо, нахмуренное, побледневшее от волнения, —
лицо недюжинного человека
в очках, с остренькой, светлой бородкой.
Люди слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый юноша сидел открыв рот, и
в светлых глазах его изумление сменялось страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя тело, но подняв голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою
лица оратора. Фомин, зажав руки
в коленях,
смотрел под ноги себе,
в лужу растаявшего снега.
Клим тоже
посмотрел на
лицо ее, полузакрытое вуалью, на плотно сжатые губы, вот они сжались еще плотней, рот сердито окружился морщинами, Клим нахмурился, признав
в этой женщине знакомую Лютова.
В черном плаще,
в широкой шляпе с загнутыми полями и огромным пепельного цвета пером, с тростью
в руке, она имела вид победоносный, великолепное
лицо ее было гневно нахмурено. Самгин несколько секунд
смотрел на нее с почтительным изумлением, сняв фуражку.
— Это вы, Самгин? — окрикнул его человек, которого он только что обогнал. Его подхватил под руку Тагильский,
в сером пальто,
в шляпе, сдвинутой на затылок, и нетрезвый; фарфоровое
лицо его
в красных пятнах, глаза широко открыты и
смотрят напряженно, точно боясь мигнуть.
— Считаю себя недостаточно подготовленным для этого, — ответил Самгин, незаметно всматриваясь
в распустившееся, оплывшее
лицо жандарма. Как
в ночь обыска,
лицо было усталое, глаза
смотрели мимо Самгина, да и весь полковник как-то обмяк, точно придавлен был тяжестью парадного мундира.
Самгин взял бутылку белого вина, прошел к столику у окна; там, между стеною и шкафом, сидел, точно
в ящике, Тагильский, хлопая себя по колену измятой картонной маской. Он был
в синей куртке и
в шлеме пожарного солдата и тяжелых сапогах, все это странно сочеталось с его фарфоровым
лицом. Усмехаясь, он
посмотрел на Самгина упрямым взглядом нетрезвого человека.
Заломив руки, покачивая бедрами, Варвара пошла встречу китайца. Она вспотела, грим на
лице ее растаял,
лицо было неузнаваемо соблазнительно. Она так бесстыдно извивалась пред китайцем, прыгавшим вокруг нее вприсядку, с такой вызывающей улыбкой
смотрела в толстое
лицо, что Самгин возмутился и почувствовал: от возмущения он еще более пьянеет.
Лицо бледное, с густыми тенями вокруг глаз. Она
смотрит, беспокойно мигая, и, взглянув
в лицо его, тотчас отводит глаза
в сторону.
Со стен
смотрели на Самгина
лица mademoiselle Клерон, Марс, Жюдик и еще многих женщин, он освещал их, держа лампу
в руке, и сегодня они казались более порочными, чем всегда.
Клим встал, надел очки,
посмотрел в маленькие, умные глазки на заржавевшем
лице,
в округленный рот, как бы готовый закричать.
В саду, на зеленой скамье, под яблоней, сидела Елизавета Спивак, упираясь руками о скамью, неподвижная, как статуя; она
смотрела прямо пред собою, глаза ее казались неестественно выпуклыми и гневными, а
лицо,
в мелких пятнах света и тени, как будто горело и таяло.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел
в сад, заглянул
в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком
в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие
в темных ямах, непонятливо
смотрит на ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по
лицу его.
За стеклами его очков холодно блестели голубовато-серые глаза, он
смотрел прямо
в лицо собеседника и умел придать взгляду своему нечто загадочное.
Она крепко прижалась к нему, а он
смотрел через плечо ее на Митрофанова,
в его мокрое
лицо,
в счастливые глаза и слушал умиленный голос...
Она
смотрела в зал, как
смотрят в пустоту, вдаль, и ее
лицо мечтающей девушки, ее большие, мягкие глаза делали почти целомудренными неприличные одежды ее.
К Самгину подошли двое: печник, коренастый, с каменным
лицом, и черный человек, похожий на цыгана. Печник
смотрел таким тяжелым, отталкивающим взглядом, что Самгин невольно подался назад и встал за бричку. Возница и черный человек, взяв лошадей под уздцы, повели их куда-то
в сторону, мужичонка подскочил к Самгину, подсучивая разорванный рукав рубахи, мотаясь, как волчок, который уже устал вертеться.
Иван Петрович
смотрел прямо
в лицо его, но не здоровался.