Неточные совпадения
Оно усилилось после
слов матери, подсказавших ему, что красоту Алины можно понимать как наказание, которое мешает ей жить, гонит почти каждые пять минут к зеркалу и заставляет
девушку смотреть на всех людей как на зеркала.
Климу хотелось отстегнуть ремень и хлестнуть по лицу
девушки, все еще красному и потному. Но он чувствовал себя обессиленным этой глупой сценой и тоже покрасневшим от обиды, от стыда, с плеч до ушей. Он ушел, не взглянув на Маргариту, не сказав ей ни
слова, а она проводила его укоризненным восклицанием...
Слушая сквозь свои думы болтовню Маргариты, Клим еще ждал, что она скажет ему, чем был побежден страх ее,
девушки, пред первым любовником? Как-то странно, вне и мимо его, мелькнула мысль: в
словах этой
девушки есть нечто общее с бойкими речами Варавки и даже с мудрыми глаголами Томилина.
Говорила она неутомимо, смущая Самгина необычностью суждений, но за неожиданной откровенностью их он не чувствовал простодушия и стал еще более осторожен в
словах. На Невском она предложила выпить кофе, а в ресторане вела себя слишком свободно для
девушки, как показалось Климу.
Но теперь, когда мысли о смерти и любви облекались гневными
словами маленькой, почти уродливой
девушки, Клим вдруг почувствовал, что эти мысли жестоко ударили его и в сердце и в голову.
— Я — читала, — не сразу отозвалась
девушка. — Но, видите ли: слишком обнаженные
слова не доходят до моей души. Помните у Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь». Для меня Метерлинк более философ, чем этот грубый и злой немец. Пропетое
слово глубже, значительней сказанного. Согласитесь, что только величайшее искусство — музыка — способна коснуться глубин души.
Между внешностью
девушки, ее большими
словами и красотою стихов, прочитанных ею, было нечто подозрительно несоединимое.
Клим поклонился, наблюдая, как безуспешно она пытается собрать волосы. Он молчал. Память не подсказывала значительных
слов, а простые, обыденные
слова не доходили до этой
девушки. Его смущало ощущение какой-то неловкости или опасности.
И тотчас же ему вспомнились глаза Лидии, затем — немой взгляд Спивак. Он смутно понимал, что учится любить у настоящей любви, и понимал, что это важно для него. Незаметно для себя он в этот вечер почувствовал, что
девушка полезна для него: наедине с нею он испытывает смену разнообразных, незнакомых ему ощущений и становится интересней сам себе. Он не притворяется пред нею, не украшает себя чужими
словами, а Нехаева говорит ему...
Она стала молчаливее и говорила уже не так жарко, не так цветисто, как раньше. Ее нежность стала приторной, в обожающем взгляде явилось что-то блаженненькое. Взгляд этот будил в Климе желание погасить его полуумный блеск насмешливым
словом. Но он не мог поймать минуту, удобную для этого; каждый раз, когда ему хотелось сказать
девушке неласковое или острое
слово, глаза Нехаевой, тотчас изменяя выражение, смотрели на него вопросительно, пытливо.
Идя к Нехаевой прощаться, он угрюмо ожидал слез и жалких
слов, но сам почти до слез был тронут, когда
девушка, цепко обняв его шею тонкими руками, зашептала...
Клим не ответил. Он слушал, не думая о том, что говорит
девушка, и подчинялся грустному чувству. Ее
слова «мы все несчастны» мягко толкнули его, заставив вспомнить, что он тоже несчастен — одинок и никто не хочет понять его.
Его несколько тревожила сложность настроения, возбуждаемого
девушкой сегодня и не согласного с тем, что он испытал вчера. Вчера — и даже час тому назад — у него не было сознания зависимости от нее и не было каких-то неясных надежд. Особенно смущали именно эти надежды. Конечно, Лидия будет его женою, конечно, ее любовь не может быть похожа на истерические судороги Нехаевой, в этом он был уверен. Но, кроме этого, в нем бродили еще какие-то неопределимые
словами ожидания, желания, запросы.
Говорила она неохотно, как жена, которой скучно беседовать с мужем. В этот вечер она казалась старше лет на пять. Окутанная шалью, туго обтянувшей ее плечи, зябко скорчившись в кресле, она, чувствовал Клим, была где-то далеко от него. Но это не мешало ему думать, что вот
девушка некрасива, чужда, а все-таки хочется подойти к ней, положить голову на колени ей и еще раз испытать то необыкновенное, что он уже испытал однажды. В его памяти звучали
слова Ромео и крик дяди Хрисанфа...
То, что произошло после этих
слов, было легко, просто и заняло удивительно мало времени, как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин с изумлением вспоминал, как он поднял
девушку на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела в глаза его ослепляющим взглядом.
Наблюдая волнение Варвары, ее быстрые переходы от радости, вызванной его ласковой улыбкой, мягким
словом, к озлобленной печали, которую он легко вызывал
словом небрежным или насмешливым, Самгин все увереннее чувствовал, что в любую минуту он может взять
девушку. Моментами эта возможность опьяняла его. Он не соблазнялся, но, любуясь своей сдержанностью, все-таки спрашивал себя: «Что мешает? Лидия? Маракуев?»
Неточные совпадения
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и
слова: подлец и любовница. — И, может быть,
девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
— Не говори, не говори, не говори!—закричал Левин, схватив его обеими руками за воротник его шубы и запахивая его. «Она славная
девушка» были такие простые, низменные
слова, столь несоответственные его чувству.
— Да, я теперь всё поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого вы любите. Но
девушка в положении ожидания, с этим женским, девичьим стыдом,
девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает всё на
слово, — у
девушки бывает и может быть такое чувство, что она не знает, что сказать.
Сквозь сон он услыхал смех и веселый говор Весловекого и Степана Аркадьича. Он на мгновенье открыл глаза: луна взошла, и в отворенных воротах, ярко освещенные лунным светом, они стояли разговаривая. Что-то Степан Аркадьич говорил про свежесть
девушки, сравнивая ее с только что вылупленным свежим орешком, и что-то Весловский, смеясь своим заразительным смехом, повторял, вероятно, сказанные ему мужиком
слова: «Ты своей как можно домогайся!» Левин сквозь сон проговорил:
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное
слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот день он провел вне дома, и, когда приехал поздно вечером,
девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.