Неточные совпадения
Но через некоторое
время Прейс
рассказал Климу
о стачке ткачей в Петербурге,
рассказал с такой гордостью, как будто он сам организовал эту стачку, и с таким восторгом, как бы говорил
о своем личном счастье.
Покуривая, улыбаясь серыми глазами, Кутузов стал
рассказывать о глупости и хитрости рыб с тем воодушевлением и знанием, с каким историк Козлов повествовал
о нравах и обычаях жителей города. Клим, слушая, путался в неясных, но не враждебных мыслях об этом человеке, а
о себе самом думал с досадой, находя, что он себя вел не так, как следовало бы, все
время точно качался на качели.
— Героем
времени постепенно становится толпа, масса, — говорил он среди либеральной буржуазии и, вращаясь в ней, являлся хорошим осведомителем для Спивак. Ее он пытался пугать все более заметным уклоном «здравомыслящих» людей направо, рассказами об организации «Союза русского народа», в котором председательствовал историк Козлов, а товарищем его был регент Корвин,
рассказывал о работе эсеров среди ремесленников, приказчиков, служащих. Но все это она знала не хуже его и, не пугаясь, говорила...
До вечера ходил и ездил по улицам Парижа, отмечая в памяти все,
о чем со
временем можно будет
рассказать кому-то.
Но он почти каждый день посещал Прозорова, когда старик чувствовал себя бодрее, работал с ним, а после этого оставался пить чай или обедать. За столом Прозоров немножко нудно, а все же интересно
рассказывал о жизни интеллигентов 70–80-х годов, он знавал почти всех крупных людей того
времени и говорил
о них, грустно покачивая головою, как
о людях, которые мужественно принесли себя в жертву Ваалу истории.
Самгин не встречался с ним несколько месяцев, даже не вспоминал
о нем, но однажды, в фойе театра Грановской, во
время антракта, Дронов наскочил на него, схватил за локоть, встряхнул руку и, веселыми глазами глядя под очки Самгина, выдыхая запах вина, быстро выразил радость встречи,
рассказал, что утром приехал из Петрозаводска, занят поставками на Мурманскую дорогу.
Неточные совпадения
Дорогой, в вагоне, он разговаривал с соседями
о политике,
о новых железных дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции, узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей с подвязанными хвостами, в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще в то
время как укладывались,
рассказал ему деревенские новости,
о приходе рядчика и
о том, что отелилась Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство собой проходят.
С соболезнованием
рассказывал он, как велика необразованность соседей помещиков; как мало думают они
о своих подвластных; как они даже смеялись, когда он старался изъяснить, как необходимо для хозяйства устроенье письменной конторы, контор комиссии и даже комитетов, чтобы тем предохранить всякие кражи и всякая вещь была бы известна, чтобы писарь, управитель и бухгалтер образовались бы не как-нибудь, но оканчивали бы университетское воспитанье; как, несмотря на все убеждения, он не мог убедить помещиков в том, что какая бы выгода была их имениям, если бы каждый крестьянин был воспитан так, чтобы, идя за плугом, мог читать в то же
время книгу
о громовых отводах.
— Э-эх! Посидите, останьтесь, — упрашивал Свидригайлов, — да велите себе принести хоть чаю. Ну посидите, ну, я не буду болтать вздору,
о себе то есть. Я вам что-нибудь
расскажу. Ну, хотите, я вам
расскажу, как меня женщина, говоря вашим слогом, «спасала»? Это будет даже ответом на ваш первый вопрос, потому что особа эта — ваша сестра. Можно
рассказывать? Да и
время убьем.
Анна Сергеевна спросила, между прочим, Базарова, что он делал у Кирсановых. Он чуть было не
рассказал ей
о своей дуэли с Павлом Петровичем, но удержался при мысли, как бы она не подумала, что он интересничает, и отвечал ей, что он все это
время работал.
Он в лицах проходит историю славных
времен, битв, имен; читает там повесть
о старине, не такую, какую
рассказывал ему сто раз, поплевывая, за трубкой, отец
о жизни в Саксонии, между брюквой и картофелем, между рынком и огородом…