Неточные совпадения
По вечерам к ней приходил со скрипкой краснолицый, лысый
адвокат Маков, невеселый человек в темных очках; затем приехал на трескучей пролетке Ксаверий Ржига
с виолончелью, тощий, кривоногий,
с глазами совы на костлявом, бритом лице, над его желтыми висками возвышались, как рога, два серых вихра.
Клим понял, что Варавка не хочет говорить при нем, нашел это неделикатным, вопросительно взглянул на мать, но не встретил ее глаз, она смотрела, как Варавка, усталый, встрепанный, сердито поглощает ветчину. Пришел Ржига, за ним —
адвокат, почти до полуночи они и мать прекрасно играли, музыка опьянила Клима умилением, еще не испытанным, настроила его так лирически, что когда, прощаясь
с матерью, он поцеловал руку ее, то, повинуясь силе какого-то нового чувства к ней, прошептал...
— Забыл я: Иван писал мне, что он
с тобой разошелся.
С кем же ты живешь, Вера, а?
С богатым, видно?
Адвокат, что ли? Ага, инженер. Либерал? Гм… А Иван — в Германии, говоришь? Почему же не в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый был. Но — в принципах не крепок. Это все знали.
— Сядемте, — предложила она и задумчиво начала рассказывать, что третьего дня она
с мужем была в гостях у старого знакомого его,
адвоката.
С Томилиным спорили неохотно, осторожно, только элегантный
адвокат Правдин пытался засыпать его пухом слов.
Публики было много, полон зал, и все смотрели только на
адвоката, а подсудимый забыто сидел между двух деревянных солдат
с обнаженными саблями в руках, — сидел, зажав руки в коленях, и, косясь на публику глазами барана, мигал.
«Я не думаю, что Иван Акимович оставил завещание, это было бы не в его характере. Но, если б ты захотел — от своего имени и от имени брата — ознакомиться
с имущественным положением И. А., Тимофей Степанович рекомендует тебе хорошего
адвоката». Дальше следовал адрес известного цивилиста.
Самгин сосредоточенно занялся кофе, это позволяло ему молчать. Патрон никогда не говорил
с ним о политике, и Самгин знал, что он, вообще не обнаруживая склонности к ней, держался в стороне от либеральных
адвокатов. А теперь вот он говорит...
Он поехал
с патроном в суд, там и
адвокаты и чиновники говорили об убийстве как-то слишком просто, точно о преступлении обыкновенном, и утешительно было лишь то, что почти все сходились на одном: это — личная месть одиночки. А один из
адвокатов, носивший необыкновенную фамилию Магнит, рыжий, зубастый, шумный и напоминавший Самгину неудачную карикатуру на англичанина, громко и как-то бесстыдно отчеканил...
Толпа зрителей росла; перед Самгиным встал высокий судейский чиновник,
с желчным лицом, подошел знакомый
адвокат с необыкновенной фамилией Магнит. Он поздоровался
с чиновником, толкнул Самгина локтем и спросил...
У Гогина, по воскресеньям, бывали молодые
адвокаты, земцы из провинции, статистики; горячились студенты и курсистки, мелькали усталые и таинственные молодые люди. Иногда являлся Редозубов, принося
с собою угрюмое озлобление и нетерпимость церковника.
— А — что значат эти союзы безоружных? Доктора и
адвокаты из пушек стрелять не учились. А вот в «Союзе русского народа» — попы, — вы это знаете? И даже — архиереи, да-с!
В тюрьме он устроился удобно, насколько это оказалось возможным; камеру его чисто вымыли уголовные, обед он получал
с воли, из ресторана; читал, занимался ликвидацией предприятий Варавки, переходивших в руки Радеева. Несколько раз его посещал, в сопровождении товарища прокурора, Правдин,
адвокат городского головы; снова явилась Варвара и, сообщив, что его скоро выпустят, спросила быстрым шепотком...
— Демонстрация, — озабоченно сказал
адвокат Правдин, здороваясь
с Климом, и, снимая перчатку
с левой руки, добавил, вздохнув: — Боюсь — будет демонстрация бессилия.
— Я — приезжий,
адвокат, — сказал он первое, что пришло в голову, видя, что его окружают нетрезвые люди, и не столько
с испугом, как
с отвращением, ожидая, что они его изобьют. Но молодой парень в синей, вышитой рубахе, в лаковых сапогах, оттолкнул пьяного в сторону и положил ладонь на плечо Клима. Самгин почувствовал себя тоже как будто охмелевшим от этого прикосновения.
Мелькали знакомые лица профессоров,
адвокатов, журналистов; шевеля усами, шел старик Гогин,
с палкой в руке; встретился Редозубов в тяжелой шубе
с енотовым воротником, воротник сердито ощетинился, а лицо Редозубова, туго надутое, показалось Самгину обиженным.
Вслед за ним явился толстый — и страховидный поэт
с растрепанными и давно не мытыми волосами; узкобедрая девица в клетчатой шотландской юбке и красной кофточке, глубоко открывавшей грудь; синещекий, черноглазый адвокат-либерал, известный своей распутной жизнью, курчавый, точно баран, и носатый, как армянин; в полчаса набралось еще человек пять.
Самгин все замедлял шаг, рассчитывая, что густой поток людей обтечет его и освободит, но люди все шли, бесконечно шли, поталкивая его вперед. Его уже ничто не удерживало в толпе, ничто не интересовало; изредка все еще мелькали знакомые лица, не вызывая никаких впечатлений, никаких мыслей. Вот прошла Алина под руку
с Макаровым, Дуняша
с Лютовым, синещекий
адвокат. Мелькнуло еще знакомое лицо, кажется, — Туробоев и
с ним один из модных писателей, красивый брюнет.
— Стрешнева — почему? Так это моя девичья фамилия, отец — Павел Стрешнев, театральный плотник.
С благоверным супругом моим — разошлась. Это — не человек, а какой-то вероучитель и не
адвокат, а — лекарь, все — о здоровье, даже по ночам — о здоровье, тоска! Я чудесно могу жить своим горлом…
— Алеша-то Гогин, должно быть, не знает, что арест на деньги наложен был мною по просьбе Кутузова. Ладно, это я устрою, а ты мне поможешь, — к своему
адвокату я не хочу обращаться
с этим делом. Ты — что же, — в одной линии со Степаном?
Знакомые
адвокаты раскланивались
с Климом сухо, пожимали руку его молча и торопливо; бывший поверенный Марины, мелко шагая коротенькими ногами, подбежал к нему и спросил...
Деловую речь
адвоката Безбедов выслушал, стоя вполоборота к нему, склонив голову на плечо и держа стакан
с вином на высоте своего подбородка.
Для гостиной пригодилась мебель из московского дома, в маленькой приемной он поставил круглый стол, полдюжины венских стульев, повесил чей-то рисунок пером
с Гудонова Вольтера, гравюру Матэ, изображавшую сердитого Салтыкова-Щедрина, гравюрку Гаварни — французский
адвокат произносит речь.
Разыскивая мебель на Апраксином дворе и Александровском рынке, он искал
адвоката, в помощники которому было бы удобно приписаться. Он не предполагал заниматься юридической практикой, но все-таки считал нужным поставить свой корабль в кильватер более опытным плавателям в море столичной жизни. Он поручил Ивану Дронову найти
адвоката с большой практикой в гражданском процессе, дельца не очень громкого и — внепартийного.
Думалось о том, что
адвокаты столицы относятся к нему холодно,
с любезностью очень обидной.
Были актрисы,
адвокаты, молодые литераторы, два офицера саперного батальона, был старичок
с орденом на шее и
с молодой женой, мягкой, румяной, точно оладья, преобладала молодежь, студенты, какие-то юноши мелкого роста, одетые франтовато.
У рояля ораторствовал известный
адвокат и стихотворец, мужчина высокого роста, барской осанки, седовласый, курчавый,
с лицом человека пресыщенного, утомленного жизнью.
Пили горькую, пили еще какую-то хинную, и лысый сосед, тоже
адвокат,
с безразличным лицом, чернобровый, бритый, как актер, поучал...
Известный
адвокат долго не соглашался порадовать людей своим талантом оратора, но, наконец, встал, поправил левой рукой полуседые вихры, утвердил руку на жилете, против сердца, и, высоко подняв правую,
с бокалом в ней, начал фразой на латинском языке, — она потонула в шуме, еще не прекращенном.
Десятка полтора мужчин и женщин во главе
с хозяйкой дружно аплодировали Самгину, он кланялся, и ему казалось: он стал такой легкий, что рукоплескания, поднимая его на воздух, покачивают. Известный
адвокат крепко жал его руку, ласково говорил...
Клим Иванович чувствовал себя так, точно где-то внутри его прорвался нарыв, который мешал ему дышать легко.
С этим настроением легкости, смелости он вышел из Государственной думы, и через несколько дней, в этом же настроении, он говорил в гостиной известного
адвоката...
Среда, в которой он вращался,
адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику
с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже
с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
— Убытками называются цифры денег.
Адвокат, который раньше вас тянул это дело три года
с лишком и тоже прятал под очками бесстыжие глаза…
В большой комнате
с окнами на Марсово поле собралось человек двадцать — интересные дамы,
с волосами, начесанными на уши, шикарные молодые люди в костюмах, которые как бы рекламировали искусство портных, солидные
адвокаты, литераторы.