— Нет, погоди: имеем две критики, одну — от тоски
по правде, другую — от честолюбия. Христос рожден тоской по правде, а — Саваоф? А если в Гефсиманском-то саду чашу страданий не Саваоф Христу показал, а — Сатана, чтобы посмеяться? Может, это и не чаша была, а — кукиш? Юноши, это вам надлежит решить…
— Ну, вот. Я встречаюсь с вами четвертый раз, но… Одним словом: вы — нравитесь мне. Серьезный. Ничему не учите. Не любите учить? За это многие грехи простятся вам. От учителей я тоже устала. Мне — тридцать, можете думать, что два-три года я убавила, но мне
по правде круглые тридцать и двадцать пять лет меня учили.
Неточные совпадения
Однажды она очень «по-зимнему» рассердилась на учителя Томилина, который долго и скучно говорил о двух
правдах: правде-истине и правде-справедливости.
—
Правду, брат, узнают
по запаху, она едко пахнет.
— Не
правда ли — странно? Такой простой, худенький. Это не нужно, по-моему.
— Странный, не
правда ли? — воскликнула Лидия, снова оживляясь. Оказалось, что Диомидов — сирота, подкидыш; до девяти лет он воспитывался старой девой, сестрой учителя истории, потом она умерла, учитель спился и тоже через два года помер, а Диомидова взял в ученики себе резчик
по дереву, работавший иконостасы. Проработав у него пять лет, Диомидов перешел к его брату, бутафору, холостяку и пьянице, с ним и живет.
Ибо: главенствующие над нами
правду пропускают в жизнь только
по ошибке,
по недосмотру.
Глядя, как Любаша разбрасывает волосы свои
по плечам, за спину, как она, хмурясь, облизывает губы, он не верил, что Любаша говорит о себе
правду.
Правдой было бы, если б эта некрасивая, неумная девушка слушала жандарма, вздрагивая от страха и молча, а он бы кричал на нее, топал ногами.
— Хороших людей я не встречал, — говорил он, задумчиво и печально рассматривая вилку. — И — надоело мне у собаки блох вычесывать, — это я про свою должность. Ведь — что такое вор, Клим Иванович, если
правду сказать? Мелкая заноза, именно — блоха! Комар, так сказать. Без нужды и комар не кусает. Конечно — есть ребята, застарелые в преступности. Но ведь все живем
по нужде, а не
по евангелию. Вот — явилась нужда привести фабричных на поклон прославленному царю…
— Ради ее именно я решила жить здесь, — этим все сказано! — торжественно ответила Лидия. — Она и нашла мне этот дом, — уютный, не
правда ли? И всю обстановку, все такое солидное, спокойное. Я не выношу новых вещей, — они,
по ночам, трещат. Я люблю тишину. Помнишь Диомидова? «Человек приближается к себе самому только в совершенной тишине». Ты ничего не знаешь о Диомидове?
— Ужасно, — басом и спокойно сказала женщина, раскладывая
по тарелкам пузатеньких рябчиков, и спросила: — А
правда, что Лауница убили за то, что он хотел арестовать Витте?
— Ну, — черт его знает, может быть, и сатира! — согласился Безбедов, но тотчас же сказал: — У Потапенко есть роман «Любовь», там женщина тоже предпочитает мерзавца этим… честным деятелям. Женщина, по-моему, — знает лучше мужчины вкус жизни.
Правду жизни, что ли…
Впрочем, я так только упомянул об уездном суде; а
по правде сказать, вряд ли кто когда-нибудь заглянет туда: это уж такое завидное место, сам бог ему покровительствует.
— У нас забота есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, //
По правде и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Вот они и сладили это дело…
по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Неточные совпадения
Хлестаков.
По моему мнению, что нужно? Нужно только, чтобы тебя уважали, любили искренне, — не
правда ли?
Ой! ночка, ночка пьяная! // Не светлая, а звездная, // Не жаркая, а с ласковым // Весенним ветерком! // И нашим добрым молодцам // Ты даром не прошла! // Сгрустнулось им
по женушкам, // Оно и
правда: с женушкой // Теперь бы веселей! // Иван кричит: «Я спать хочу», // А Марьюшка: — И я с тобой! — // Иван кричит: «Постель узка», // А Марьюшка: — Уляжемся! — // Иван кричит: «Ой, холодно», // А Марьюшка: — Угреемся! — // Как вспомнили ту песенку, // Без слова — согласилися // Ларец свой попытать.
По осени у старого // Какая-то глубокая // На шее рана сделалась, // Он трудно умирал: // Сто дней не ел; хирел да сох, // Сам над собой подтрунивал: // — Не
правда ли, Матренушка, // На комара корёжского // Костлявый я похож?
«Не сами…
по родителям // Мы так-то…» — братья Губины // Сказали наконец. // И прочие поддакнули: // «Не сами,
по родителям!» // А поп сказал: — Аминь! // Простите, православные! // Не в осужденье ближнего, // А
по желанью вашему // Я
правду вам сказал. // Таков почет священнику // В крестьянстве. А помещики…
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они,
правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.