Неточные совпадения
Но говорила без досады, а ласково и любовно.
На висках у нее
появились седые волосы,
на измятом лице — улыбка человека, который понимает, что он родился неудачно, не вовремя, никому не интересен и очень виноват во всем этом.
Среди ленивых облаков, которые почти каждый день уныло сеяли дождь, солнце
появлялось ненадолго, неохотно и бесстрастно обнажало грязь улиц, копоть
на стенах домов.
— Алина, иди, переоденься, — крикнула Лидия,
появляясь в дверях. В пестром платье, в чалме из полотенца, она была похожа
на черкешенку-одалиску с какой-то картины.
В одной из трещин города
появился синий отряд конных, они вместе с лошадями подскакивали
на мостовой, как резиновые игрушки, над ними качались, точно удилища, тоненькие древки, мелькали в воздухе острия пик, похожие
на рыб.
Появлялся он у Варвары изредка, ненадолго, уже не играл
на гитаре, не пел дуэты с Маракуевым.
На стенах, среди темных квадратиков фотографий и гравюр,
появились две мрачные репродукции: одна с картины Беклина — пузырчатые морские чудовища преследуют светловолосую, несколько лысоватую девушку, запутавшуюся в морских волнах, окрашенных в цвет зеленого ликера; другая с картины Штука «Грех» — нагое тело дородной женщины обвивал толстый змей, положив
на плечо ее свою тупую и глупую голову.
Впереди его и несколько ниже, в кустах орешника,
появились две женщины, одна — старая, сутулая, темная, как земля после дождя; другая — лет сорока, толстуха, с большим, румяным лицом. Они сели
на траву, под кусты, молодая достала из кармана полубутылку водки, яйцо и огурец, отпила немного из горлышка, передала старухе бутылку, огурец и, очищая яйцо, заговорила певуче, как рассказывают сказки...
Уже светало; в сером небе
появились голубоватые ямы, а
на дне одной из них горела звезда.
— Это — Кубасов, печник, он тут у них во всем — первый. Кузнецы, печники, плотники — они, все едино, как фабричные, им — плевать
на законы, — вздохнув, сказал мужик, точно жалея законы. — Происшествия эта задержит вас, господин, — прибавил он, переступая с ноги
на ногу, и
на жидком лице его
появилась угрюмая озабоченность, все оно как-то оплыло вниз, к тряпичной шее.
Изредка
появлялся Диомидов; его визиты подчинялись закону некой периодичности; он как будто медленно ходил по обширному кругу и в одной из точек окружности натыкался
на квартиру Самгиных. Вел он себя так, как будто оказывал великое одолжение хозяевам тем, что вот пришел.
— Ты забыл, что я — неудавшаяся актриса. Я тебе прямо скажу: для меня жизнь — театр, я — зритель.
На сцене идет обозрение, revue,
появляются, исчезают различно наряженные люди, которые — как ты сам часто говорил — хотят показать мне, тебе, друг другу свои таланты, свой внутренний мир. Я не знаю — насколько внутренний. Я думаю, что прав Кумов, — ты относишься к нему… барственно, небрежно, но это очень интересный юноша. Это — человек для себя…
У одной, стоявшей рядом с Туробоевым, — горбоносое лицо ведьмы, и она все время шевелила губами, точно пережевывая какие-то слишком твердые слова, а когда она смыкала губы —
на лице ее
появлялось выражение злой и отчаянной решимости.
— Почему ты не ложишься спать? — строго спросила Варвара,
появляясь в дверях со свечой в руке и глядя
на него из-под ладони. — Иди, пожалуйста! Стыдно сознаться, но я боюсь! Этот мальчик… Сын доктора какого-то… Он так стонал…
Люди
появлялись, исчезали, точно проваливаясь в ямы, и снова выскакивали. Чаще других
появлялся Брагин. Он опустился, завял, смотрел
на Самгина жалобным, осуждающим взглядом и вопросительно говорил...
Видел Самгин, как по снегу, там и тут,
появлялись красные капли, — одна из них упала близко около него,
на вершину тумбы, припудренную снегом, и это было так нехорошо, что он еще плотней прижался к стене.
Около нее
появился мистер Лионель Крэйтон, человек неопределенного возраста, но как будто не старше сорока лет, крепкий, стройный, краснощекий; густые, волнистые волосы
на высоколобом черепе серого цвета — точно обесцвечены перекисью водорода, глаза тоже серые и смотрят
на все так напряженно, как это свойственно людям слабого зрения, когда они не решаются надеть очки.
Настроение Самгина становилось тягостным. С матерью было скучно, неловко и являлось чувство, похожее
на стыд за эту скуку. В двери из сада
появился высокий человек в светлом костюме и, размахивая панамой, заговорил грубоватым басом...
— Плохо написанная, но интересная книга.
Появилась на год,
на два раньше «Бесов». «Взбаламученное море» Писемского тоже, кажется, явилось раньше книги Достоевского?
За окном буйно кружилась, выла и свистела вьюга, бросая в стекла снегом, изредка в белых вихрях
появлялся, исчезал большой, черный, бородатый царь
на толстом, неподвижном коне, он сдерживал коня, как бы потеряв путь, не зная, куда ехать.
— «Хоть гирше, та инше», — сказал Дронов,
появляясь в двери. — Это — бесспорно, до этого — дойдем. Прихрамывая
на обе ноги по очереди, — сегодня
на левую, завтра —
на правую, но дойдем!
Неточные совпадения
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали
на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести.
Появились ноздри, о которых прежде и в помине не было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Был дождь, и было вёдро, но полезных злаков
на незасеянных полях не
появилось.
Любовное свидание мужчины с женщиной именовалось «ездою
на остров любви»; грубая терминология анатомии заменилась более утонченною;
появились выражения вроде «шаловливый мизантроп», [Мизантро́п — человек, избегающий общества, нелюдим.] «милая отшельница» и т. п.
Строился новый город
на новом месте, но одновременно с ним выползало
на свет что-то иное, чему еще не было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"
появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…
К счастию, однако ж,
на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не
появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.