Неточные совпадения
Клим видел, что Макаров, согнувшись, следит
за ногами учителя так, как будто ждет, когда Томилин споткнется. Ждет нетерпеливо. Требовательно и громко ставит вопросы, точно желая разбудить уснувшего, но ответов не
получает.
При второй встрече с Климом он сообщил ему, что
за фельетоны Робинзона одна газета была закрыта, другая приостановлена на три месяца, несколько газет
получили «предостережение», и во всех городах, где он работал, его врагами всегда являлись губернаторы.
Он сообщил, что жена чернобородого ротмистра Попова живет с полицейским врачом, а Попов
за это
получает жалованье врача.
— Может быть, но — все-таки! Между прочим, он сказал, что правительство, наверное, откажется от административных воздействий в пользу гласного суда над политическими. «Тогда, говорит, оно
получит возможность показать обществу, кто у нас играет роли мучеников
за правду. А то, говорит, у нас слишком любят арестантов, униженных, оскорбленных и прочих, которые теперь обучаются, как надобно оскорбить и унизить культурный мир».
Но затем он решил сказать, что
получил телеграмму на улице, когда выходил из дома. И пошел гулять, а
за обедом объявил, что уезжает. Он видел, что Дмитрий поверил ему, а хозяйка, нахмурясь, заговорила о завещании.
— Да, — забыла сказать, — снова обратилась она к Самгину, — Маракуев
получил год «Крестов». Ипатьевский признан душевнобольным и выслан на родину, в Дмитров, рабочие — сидят,
за исключением Сапожникова, о котором есть сведения, что он болтал. Впрочем, еще один выслан на родину, — Одинцов.
Явилась Вера Петровна и предложила Варваре съездить с нею в школу, а Самгин пошел в редакцию —
получить гонорар
за свою рецензию. Город, чисто вымытый дождем, празднично сиял, солнце усердно распаривало землю садов, запахи свежей зелени насыщали неподвижный воздух. Люди тоже казались чисто вымытыми, шагали уверенно, легко.
Его волновал вопрос: почему он не может испытать ощущений Варвары? Почему не может перенести в себя радость женщины, — радость, которой он же насытил ее? Гордясь тем, что вызвал такую любовь, Самгин находил, что ночами он
получает за это меньше, чем заслужил. Однажды он сказал Варваре...
— А вы не из тех ли добродушных, которые хотят подвести либералов к власти
за левую ручку, а потом
получить правой их ручкой по уху?
— Еду охранять поместье, завод какого-то сенатора, администратора, вообще — лица с весом! Четвертый раз в этом году. Мелкая сошка, ну и суют куда другого не сунешь. Семеновцы — Мин, Риман, вообще — немцы,
за укрощение России
получат на чаишко… здорово
получат! А я, наверное,
получу колом по башке. Или — кирпичом… Пейте, французский…
— Свойственник мужа моего по первой жене два Георгия
получил за японскую войну, пьяница, но — очень умный мужик. Так он говорит: «
За трусость дали, боялся назад бежать — расстреляют, ну и лез вперед!»
— Платить ему — нечем, он картежник, кутила;
получил в Петербурге какую-то субсидию, но уже растранжирил ее. Земля останется
за мной, те же крестьяне и купят ее.
В жизнь Самгина бесшумно вошел Миша. Он оказался исполнительным лакеем, бумаги переписывал не быстро, но четко, без ошибок, был молчалив и смотрел в лицо Самгина красивыми глазами девушки покорно, даже как будто с обожанием. Чистенький, гладко причесанный, он сидел
за маленьким столом в углу приемной, у окна во двор, и, приподняв правое плечо, засевал бумагу аккуратными, круглыми буквами. Попросил разрешения читать книги и,
получив его, тихо сказал...
— Ну… Встретились
за городом. Он ходил новое ружье пробовать. Пошли вместе. Я спросил: почему не берет выкуп
за голубей? Он меня учить начал и
получил в ухо, — тут черт его подстрекнул замахнуться на меня ружьем, а я ружье вырвал, и мне бы — прикладом — треснуть…
Войдя в магазин и окликнув хозяйку, он не
получил ответа, а проследовав в комнатку
за магазином, увидал ее лежащей на полу».
— Вот тебе и отец города! — с восторгом и поучительно вскричал Дронов, потирая руки. — В этом участке таких цен, конечно, нет, — продолжал он. — Дом стоит гроши, стар, мал, бездоходен.
За землю можно
получить тысяч двадцать пять, тридцать. Покупатель — есть, продажу можно совершить в неделю. Дело делать надобно быстро, как из пистолета, — закончил Дронов и, выпив еще стакан вина, спросил: — Ну, как?
— Петровна у меня вместо матери, любит меня, точно кошку. Очень умная и революционерка, — вам смешно? Однако это верно: терпеть не может богатых, царя, князей, попов. Она тоже монастырская, была послушницей, но накануне пострига у нее случился роман и выгнали ее из монастыря. Работала сиделкой в больнице, была санитаркой на японской войне, там
получила медаль
за спасение офицеров из горящего барака. Вы думаете, сколько ей лет — шестьдесят? А ей только сорок три года. Вот как живут!
— Побочный сын какого-то знатного лица, черт его… Служил в таможенном ведомстве, лет пять тому назад
получил огромное наследство. Меценат.
За Тоськой ухаживает. Может быть, денег даст на газету. В театре познакомился с Тоськой, думал, она — из гулящих. Ногайцев тоже в таможне служил, давно знает его. Ногайцев и привел его сюда, жулик. Кстати: ты ему, Ногайцеву, о газете — ни слова!
— Спасибо. О Толстом я говорила уже четыре раза, не считая бесед по телефону. Дорогой Клим Иванович — в доме нет денег и довольно много мелких неоплаченных счетов. Нельзя ли поскорее
получить гонорар
за дело, выигранное вами?
Весной Елена повезла мужа
за границу, а через семь недель Самгин
получил от нее телеграмму: «Антон скончался, хороню здесь». Через несколько дней она приехала, покрасив волосы на голове еще более ярко, это совершенно не совпадало с необычным для нее простеньким темным платьем, и Самгин подумал, что именно это раздражало ее. Но оказалось, что французское общество страхования жизни не уплатило ей деньги по полису Прозорова на ее имя.
— Наследников потревожим, — сообщил лохматый мужик. — Желаем
получить сумму
за четырехлетнее пользование лугами — два. Рендатель лугов — вот он!
— С господина Ногайцева желаем
получить пятьсот целковых
за расходы,
за беззаконное его дело,
за стачку с монахами,
за фальшивые планы.
— Мы воюем потому, что господин Пуанкаре желает
получить реванш
за 71 год, желает
получить обратно рудоносную местность, отобранную немцами сорок три года тому назад. Наша армия играет роль наемной…
— Сорок три дня, 1225 рублей, а выдали нам на харчи
за все время 305 рублей. И — командуют: поезжайте в Либаву, там
получите расчет и работу. А в Либаве предусмотрительно взяли у нас денежный документ да, сосчитав беженцами, отправили сюда.
— А пребываем здесь потому, ваше благородие, как, будучи объявлены беженцами, не имеем возможности двигаться. Конечно, уехать можно бы, но для того надобно
получить заработанные нами деньги. Сюда нас доставили бесплатно, а дальше, от Риги, начинается тайная торговля.
За посадку в вагоны на Орел с нас требуют полсотни. Деньги — не малые, однако и пятак велик, ежели нет его.