Неточные совпадения
Это так смутило его, что он забыл ласковые слова, которые хотел сказать ей, он даже сделал движение
в сторону от нее, но мать сама
положила руку на плечи его и привлекла к себе, говоря что-то об отце, Варавке, о мотивах разрыва с отцом.
Клим зажег свечу, взял
в правую
руку гимнастическую гирю и пошел
в гостиную, чувствуя, что ноги его дрожат. Виолончель звучала громче, шорох был слышней. Он тотчас догадался, что
в инструменте — мышь, осторожно
положил его верхней декой на пол и увидал, как из-под нее выкатился мышонок, маленький, как черный таракан.
Клим приподнял голову ее,
положил себе на грудь и крепко прижал
рукою. Ему не хотелось видеть ее глаза, было неловко, стесняло сознание вины пред этим странно горячим телом. Она лежала на боку, маленькие, жидкие груди ее некрасиво свешивались обе
в одну сторону.
Парень не торопясь поймал багор,
положил его вдоль борта, молча помог хромому влезть
в лодку и сильными ударами весел быстро пригнал ее к берегу. Вывалившись на песок, мужик, мокрый и скользкий, разводя
руки, отчаянно каялся...
Он послушно
положил руки на стол, как на клавиатуру, а конец галстука погрузил
в стакан чая. Это его сконфузило, и, вытирая галстук платком, он сказал...
Он чувствовал, что
в нем вспухают значительнейшие мысли. Но для выражения их память злокозненно подсказывала чужие слова, вероятно, уже знакомые Лидии.
В поисках своих слов и желая остановить шепот Лидии, Самгин
положил руку на плечо ее, но она так быстро опустила плечо, что его
рука соскользнула к локтю, а когда он сжал локоть, Лидия потребовала...
Самгин пошел за ним. У стола с закусками было тесно, и ораторствовал Варавка со стаканом вина
в одной
руке, а другою
положив бороду на плечо и придерживая ее там.
Подскакал офицер и, размахивая
рукой в белой перчатке, закричал на Инокова, Иноков присел, осторожно
положил человека на землю, расправил
руки, ноги его и снова побежал к обрушенной стене; там уже копошились солдаты, точно белые, мучные черви, туда осторожно сходились рабочие, но большинство их осталось сидеть и лежать вокруг Самгина; они перекликались излишне громко, воющими голосами, и особенно звонко, по-бабьи звучал один голос...
Он отломил
руку женщины, пресс
положил на стол, обломок сунул
в карман и сказал...
А Дунаев слушал, подставив ухо на голос оратора так, как будто Маракуев стоял очень далеко от него; он сидел на диване, свободно развалясь,
положив руку на широкое плечо угрюмого соседа своего, Вараксина. Клим отметил, что они часто и даже
в самых пламенных местах речей Маракуева перешептываются, аскетическое лицо слесаря сурово морщится, он сердито шевелит усами; кривоносый Фомин шипит на них, толкает Вараксина локтем, коленом, а Дунаев, усмехаясь, подмигивает Фомину веселым глазом.
Он взглянул на Любашу, сидевшую
в углу дивана с надутым и обиженным лицом. Адъютант
положил пред ним бумаги Клима, наклонился и несколько секунд шептал
в серое ухо. Начальник, остановив его движением
руки, спросил Клима...
— Я догадалась об этом, — сказала она, легко вздохнув, сидя на краю стола и покачивая ногою
в розоватом чулке. Самгин подошел,
положил руки на плечи ее, хотел что-то сказать, но слова вспоминались постыдно стертые, глупые. Лучше бы она заговорила о каких-нибудь пустяках.
И вдруг засмеялся мелким смехом, старчески сморщив лицо, весь вздрагивая, потирая
руки, глаза его, спрятанные
в щелочках морщин, щекотали Самгина, точно мухи. Этот смех заставил Варвару
положить нож и вилку; низко наклонив голову, она вытирала губы так торопливо, как будто обожгла их чем-то едким, а Самгин вспомнил, что вот именно таким противным и догадливым смехом смеялся Лютов на даче, после ловли воображаемого сома.
— Слышали? — спросил он, улыбаясь, поблескивая черненькими глазками. Присел к столу, хозяйственно налил себе стакан чаю, аккуратно
положил варенья
в стакан и, размешивая чай, позванивая ложечкой, рассказал о крестьянских бунтах на юге. Маленькая, сухая
рука его дрожала, личико морщилось улыбками, он раздувал ноздри и все вертел шеей, сжатой накрахмаленным воротником.
Послушав еще минуту, Самгин
положил свою
руку на ее левую грудь, она, вздрогнув, замолчала. Тогда, обняв ее шею, он поцеловал
в губы.
Один из штатских, тощий, со сплюснутым лицом и широким носом, сел рядом с Самгиным, взял его портфель, взвесил на
руке и,
положив портфель
в сетку, протяжно, воющим звуком, зевнул. Старичок с медалью заволновался, суетливо закрыл окно, задернул занавеску, а усатый спросил гулко...
Закурив очень вонючую папиросу, он посмотрел
в синий дым ее, сунул
руку за голенище сапога и
положил на стол какую-то медную вещь, похожую на ручку двери.
Дома, едва он успел раздеться, вбежала Дуняша и, обняв за шею, молча ткнулась лицом
в грудь его, — он пошатнулся,
положил руку на голову, на плечо ей, пытаясь осторожно оттолкнуть, и, усмехаясь, подумал...
В отделение, где сидел Самгин, тяжело втиснулся большой человек с тяжелым, черным чемоданом
в одной
руке, связкой книг
в другой и двумя связками на груди,
в ремнях, перекинутых за шею. Покрякивая, он взвалил чемодан на сетку,
положил туда же и две связки, а третья рассыпалась, и две книги
в переплетах упали на колени маленького заики.
Заика еще плотней вжался
в угол, но владелец книг
положил руку на плечо его, сказав третий раз, очень спокойно...
— Языческая простота! Я сижу
в ресторане, с газетой
в руках, против меня за другим столом — очень миленькая девушка. Вдруг она говорит мне: «Вы, кажется, не столько читаете, как любуетесь моими панталонами», — она сидела,
положив ногу на ногу…
«Так никто не говорил со мной». Мелькнуло
в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же ставить Дуняшу рядом с этой женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но не находил достойных. А она, снова
положив локти на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей
рук, говорила уже деловито, хотя и мягко...
Дуняша
положила руку Лютова на грудь его, но
рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство мертвой
руки не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину
в угол комнаты, ударом ноги открыл там дверь, сказал Дуняше: «Иди к ней!» — и обратился к Самгину...
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим не столько от вина, как от женщины. Идя коридором своего отеля, он заглянул
в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная вошла, он,
положив руки на плечи ее, спросил, улыбаясь...
Грузная, мужеподобная Орехова,
в тяжелом шерстяном платье цвета ржавого железа,
положив руку на плечо Плотниковой, стучала пальцем по какой-то косточке и говорила возмущенно...
Вспомнил, как,
положив руку на грудь ее, он был обескуражен ее спокойным и смешным вопросом: «Что вас там интересует?» Вспомнил, как
в другой раз она сама неожиданно взяла его
руку и, посмотрев на ладонь, сказала...
Ногайцев сидел, спрятав голову
в плечи, согнув спину,
положив руки на пюпитр и как будто собираясь прыгнуть.
Поручик Валерий Николаевич Петров заглянул
в лицо его,
положил руки на плечи ему и растроганно произнес...
Хозяин квартиры
в бархатной куртке, с красивым, но мало подвижным лицом, воинственно встряхивая головой,
положив одну
руку на стол, другою забрасывая за ухо прядь длинных волос, говорил...
И, сжав пальцы
рук в кулачок,
положив его на край стола пред собой, она крепким голосом сказала...