Пьет да ест Васяга, девок портит,
Молодым парням — гармоньи дарит,
Стариков — за бороды таскает,
Сам орет на всю калуцку землю:
— Мне —
плевать на вас, земные люди.
Я хочу — грешу, хочу — спасаюсь!
Все равно: мне двери в рай открыты,
Мне Христос приятель закадышный!
Неточные совпадения
Дронов посмотрел
на него, мигнул и,
плюнув на пол, сказал...
Сонный и сердитый, ходил
на кривых ногах Дронов, спотыкался, позевывал,
плевал; был он в полосатых тиковых подштанниках и темной рубахе, фигура его исчезала
на фоне кустов, а голова плавала в воздухе, точно пузырь.
Сморкаясь и кашляя, Дронов
плевал в пруд, Клим заметил, что плевки аккуратно падают в одну точку или слишком близко к ней, точкой этой была его, Клима, белая фуражка, отраженная
на воде.
Но товарищ его взглянул не
на Клима, а вдаль, в небо и
плюнул, целясь в сапог конвойного. Это были единственные слова, которые уловил Клим сквозь глухой топот сотни ног и звучный лязг железа, колебавший розоватую, тепленькую тишину сонного города.
— Вас боится, — шепнул Климу сосед и стал
плевать на окурок папиросы.
Робинзон хотел сказать что-то, спрыгнул с подоконника, снова закашлялся и
плюнул в корзину с рваной бумагой, — редактор покосился
на корзину, отодвинул ее ногой и сказал с досадой, ткнув кнопку звонка...
О порядке и необходимости защищать его было написано еще много, но Самгин не успел дочитать письма, — в прихожей кто-то закашлял,
плюнул, и
на пороге явился маленький человечек...
— Это — Кубасов, печник, он тут у них во всем — первый. Кузнецы, печники, плотники — они, все едино, как фабричные, им —
плевать на законы, — вздохнув, сказал мужик, точно жалея законы. — Происшествия эта задержит вас, господин, — прибавил он, переступая с ноги
на ногу, и
на жидком лице его появилась угрюмая озабоченность, все оно как-то оплыло вниз, к тряпичной шее.
— Староста арестованный, — сказал один из мужиков; печник посмотрел
на него,
плюнул под ноги себе и сказал...
У ног Самгина полулежал человек, выпачканный нефтью, куря махорку, кашлял и оглядывался, не видя, куда
плюнуть;
плюнул в руку, вытер ладонь о промасленные штаны и сказал соседу в пиджаке, лопнувшем
на спине по шву...
Самгин встал, тихонько пошел вдоль забора, свернул за угол, —
на тумбе сидел человек с разбитым лицом,
плевал и сморкался красными шлепками.
— Эх, — вздохнул Яков и,
плюнув в огонь, привлек Лаврушку к себе. — Значит, так: завтра ты скажешь ему, что
на открытом месте боишься говорить, — боишься, мы увидим, — так?
— Вы говорите — нет? А ваши нигилисты, ваши писаревцы не устраивали погрома Пушкину? Это же все равно, что
плевать на солнце!
Откашлялся,
плюнул в платок и положил его
на стол, но сейчас же брезгливо, одним пальцем, сбросил
на пол и, снова судорожно вытирая лоб, виски салфеткой, забормотал раздраженно...
— Обман, значит, — вздохнул бородатый, а усач покосился
на него и далеко
плюнул сквозь зубы.
Подошел рабочий в рыжем жилете поверх черной суконной рубахи, угловатый, с провалившимися глазами
на закопченном лице, закашлялся, посмотрел, куда
плюнуть, не найдя места, проглотил мокроту и сказал хрипло, негромко...
Вы
плюнули на меня, а я торжествую; если бы вы в самом деле плюнули мне в лицо настоящим плевком, то, право, я, может быть, не рассердился, потому что вы — моя жертва, моя, а не его.
Неточные совпадения
Смотреть никогда не мог
на них равнодушно; и если случится увидеть этак какого-нибудь бубнового короля или что-нибудь другое, то такое омерзение нападет, что просто
плюнешь.
Пей даром сколько вздумаешь — //
На славу угостим!..» // Таким речам неслыханным // Смеялись люди трезвые, // А пьяные да умные // Чуть не
плевали в бороду // Ретивым крикунам.
А жизнь была нелегкая. // Лет двадцать строгой каторги, // Лет двадцать поселения. // Я денег прикопил, // По манифесту царскому // Попал опять
на родину, // Пристроил эту горенку // И здесь давно живу. // Покуда были денежки, // Любили деда, холили, // Теперь в глаза
плюют! // Эх вы, Аники-воины! // Со стариками, с бабами // Вам только воевать…
Не
плюй на раскаленное // Железо — зашипит!
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку
на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели
на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а
на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей
плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.