Неточные совпадения
— Не
знаете? Не думали? — допрашивала она. — Вы очень сдержанный человечек. Это у вас от скромности или от скупости? Я бы хотела понять: как вы
относитесь к людям?
— Любопытна слишком. Ей все надо
знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой, а она вдруг спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да черт их
знает, кто от кого зависит! Я — от дураков. Мне на днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они
относятся к работе честно! А он: разве, говорит, у нас, в России, нет уже честных людей неопороченных?
Местные сотрудники и друзья газеты все
знали его, но
относились к старику фамильярно и снисходительно, как принято
относиться к чудакам и не очень назойливым графоманам.
— Ты забыл, что я — неудавшаяся актриса. Я тебе прямо скажу: для меня жизнь — театр, я — зритель. На сцене идет обозрение, revue, появляются, исчезают различно наряженные люди, которые — как ты сам часто говорил — хотят показать мне, тебе, друг другу свои таланты, свой внутренний мир. Я не
знаю — насколько внутренний. Я думаю, что прав Кумов, — ты
относишься к нему… барственно, небрежно, но это очень интересный юноша. Это — человек для себя…
— Передайте, пожалуйста, супруге мою сердечную благодарность за ласку. А уж вам я и не
знаю, что сказать за вашу… благосклонность. Странное дело, ей-богу! — негромко, но с упреком воскликнул он. —
К нашему брату
относятся, как, примерно,
к собакам, а ведь мы тоже,
знаете… вроде докторов!
К Елизавете Спивак доктор
относился, точно
к дочери, говорил ей — ты, она заведовала его хозяйством. Самгин догадывался, что она — секретарствует в местном комитете и вообще играет большую роль.
Узнал, что Саша, нянька ее сына, племянница Дунаева, что Дунаев служит машинистом на бочарной фабрике Трешера, а его мрачный товарищ Вараксин — весовщиком на товарной станции.
Преобладали мужчины, было шесть женщин, из них Самгин
знал только пышнотелую вдову фабриканта красок Дудорову, ближайшую подругу Варвары; Варвара
относилась к женщинам придирчиво критически, — Самгин объяснял это тем, что она быстро дурнела.
— Ириней Лионский, Дионисий Галикарнасский, Фабр д’Оливе, Шюре, — слышал Самгин и слышал веские слова: любовь, смерть, мистика, анархизм. Было неловко, досадно, что люди моложе его, незначительнее и какие-то богатые модницы
знают то, чего он не
знает, и это дает им право
относиться к нему снисходительно, как будто он — полудикарь.
Самгину хотелось поговорить с Калитиным и вообще ближе познакомиться с этими людьми,
узнать — в какой мере они понимают то, что делают. Он чувствовал, что студенты почему-то
относятся к нему недоброжелательно, даже, кажется, иронически, а все остальные люди той части отряда, которая пользовалась кухней и заботами Анфимьевны, как будто не замечают его. Теперь Клим понял, что, если б его не смущало отношение студентов, он давно бы стоял ближе
к рабочим.
— Нет,
отнесись к этому серьезно! — посоветовал Лютов. — Тут не церемонятся!
К доктору, — забыл фамилию, — Виноградову, кажется, — пришли с обыском, и частный пристав застрелил его. В затылок. Н-да. И похоже, что Костю Макарова зацапали, — он там у нас чинил людей и жил у нас, но вот нет его, третьи сутки. Фабриканта мебели Шмита —
знал?
— Все одобряют, — сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену — мало похожа.
К хозяйству
относится небрежно, как прислуга. Тагильский ее давно
знает, он и познакомил меня с ней. «Не хотите ли, говорит, взять девицу, хорошую, но равнодушную
к своей судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я — не ревнив, а она — честная баба. С ней — интересно. И,
знаешь, спокойно: не обманет, не продаст.
— Наверно — хвастает, — заметил тощенький, остроносый студент Говорков, но вдруг вскочил и радостно закричал: — Подождите-ка! Да я же это письмо
знаю. Оно
к 907 году
относится. Ну, конечно же. Оно еще в прошлом году ходило, читалось…
Ты
знаешь, что я
относилась к тебе хорошо, очень дружественно и открыто, но вижу, что стала не нужна тебе и ты нисколько не уважаешь меня.
Неточные совпадения
Но она не слушала его слов, она читала его мысли по выражению лица. Она не могла
знать, что выражение его лица
относилось к первой пришедшей Вронскому мысли — о неизбежности теперь дуэли. Ей никогда и в голову не приходила мысль о дуэли, и поэтому это мимолетное выражение строгости она объяснила иначе.
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут
относилось что-нибудь
к Чичикову; однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что они еще не
знают, кто таков на самом деле есть Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности, стало быть, его преследовали, стало быть, он ведь сделал же что-нибудь такое… да кто же он в самом деле такой?
Последние слова он уже сказал, обратившись
к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного движения в Греции в 20-х г. XIX в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не
к тому лицу,
к которому
относятся слова, а
к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого
знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту незнакомец не
знает, отвечать ли ему на то дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.
Я
узнал потом, что этот доктор (вот тот самый молодой человек, с которым я поссорился и который с самого прибытия Макара Ивановича лечил его) весьма внимательно
относился к пациенту и — не умею я только говорить их медицинским языком — предполагал в нем целое осложнение разных болезней.
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не
относился ко мне свысока, то есть вроде как бы старец
к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался, на разные темы, полагая, что имеет дело, хоть и с «вьюношем», как он выражался в высоком слоге (он очень хорошо
знал, что надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его по образованию.