Неточные совпадения
Было очень трудно понять, что такое народ. Однажды летом Клим, Дмитрий и дед ездили в село на ярмарку. Клима очень удивила огромная толпа празднично
одетых баб и мужиков, удивило обилие полупьяных, очень веселых и добродушных
людей. Стихами, которые отец заставил его выучить и заставлял читать при гостях, Клим спросил дедушку...
Клим не поверил. Но когда горели дома на окраине города и Томилин привел Клима смотреть на пожар, мальчик повторил свой вопрос. В густой толпе зрителей никто не хотел качать воду, полицейские выхватывали из толпы за шиворот
людей, бедно
одетых, и кулаками гнали их к машинам.
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась; голос у нее осел, звучал глухо, разбито и уже не так властно, как раньше. Всегда
одетая в черное, ее фигура вызывала уныние; в солнечные дни, когда она шла по двору или гуляла в саду с книгой в руках, тень ее казалась тяжелей и гуще, чем тени всех других
людей, тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Клима подавляло обилие противоречий и упорство, с которым каждый из
людей защищал свою истину.
Человек,
одетый мужиком, строго и апостольски уверенно говорил о Толстом и двух ликах Христа — церковном и народном, о Европе, которая погибает от избытка чувственности и нищеты духа, о заблуждениях науки, — науку он особенно презирал.
Лицо
человека,
одетого мужиком, оставалось неподвижным, даже еще более каменело, а выслушав речь, он тотчас же начинал с высокой ноты и с амвона...
Студент университета, в длинном, точно кафтан, сюртуке, сероглазый, с мужицкой, окладистой бородою, стоял среди комнаты против щеголевато
одетого в черное стройного
человека с бледным лицом; держась за спинку стула и раскачивая его,
человек этот говорил с подчеркнутой любезностью, за которой Клим тотчас услышал иронию...
Университет ничем не удивил и не привлек Самгина. На вступительной лекции историка он вспомнил свой первый день в гимназии. Большие сборища
людей подавляли его, в толпе он внутренне сжимался и не слышал своих мыслей; среди однообразно
одетых и как бы однолицых студентов он почувствовал себя тоже обезличенным.
Среди неровной линии крыш, тепло
одетых снегом, одна из них дымилась жидким, серым дымом; по толстому слою снега тяжело ползали медноголовые
люди, тоже серые, как дым.
За каторжниками враздробь шагали разнообразно
одетые темные
люди, с узелками под мышкой, с котомками за спиной; шел высокий старик в подряснике и скуфье с чайником и котелком у пояса; его посуда брякала в такт кандалам.
Обиделись еще двое и, не слушая объяснений, ловко и быстро маневрируя, вогнали Клима на двор, где сидели три полицейских солдата, а на земле, у крыльца, громко храпел неказисто
одетый и, должно быть, пьяный
человек. Через несколько минут втолкнули еще одного, молодого, в светлом костюме, с рябым лицом; втолкнувший сказал солдатам...
Сосед был плотный
человек лет тридцати, всегда
одетый в черное, черноглазый, синещекий, густые черные усы коротко подстрижены и подчеркнуты толстыми губами очень яркого цвета.
Против него твердо поместился, разложив локти по столу, пожилой, лысоватый
человек, с большим лицом и очень сильными очками на мягком носу,
одетый в серый пиджак, в цветной рубашке «фантазия», с черным шнурком вместо галстука. Он сосредоточенно кушал и молчал. Варавка, назвав длинную двойную фамилию, прибавил...
Да, это именно он отсеял и выставил вперед лучших своих, и хорошо, что все другие
люди, щеголеватее
одетые, но более мелкие, не столь видные, покорно встали за спиной
людей труда, уступив им первое место.
В нескольких шагах от этой группы почтительно остановились молодцеватый, сухой и колючий губернатор Баранов и седобородый комиссар отдела художественной промышленности Григорович, который делал рукою в воздухе широкие круги и шевелил пальцами, точно соля землю или сея что-то. Тесной, немой группой стояли комиссары отделов, какие-то солидные
люди в орденах, большой
человек с лицом нехитрого мужика,
одетый в кафтан, шитый золотом.
День, с утра яркий, тоже заскучал, небо заволокли ровным слоем сероватые, жидкие облака, солнце, прикрытое ими, стало, по-зимнему, тускло-белым, и рассеянный свет его утомлял глаза. Пестрота построек поблекла, неподвижно и обесцвеченно висели бесчисленные флаги, приличные
люди шагали вяло. А голубоватая, скромная фигура царя, потемнев, стала еще менее заметной на фоне крупных, солидных
людей,
одетых в черное и в мундиры, шитые золотом, украшенные бляшками орденов.
Клим перестал слушать его ворчливую речь, думая о молодом
человеке,
одетом в голубовато-серый мундир, о его смущенной улыбке. Что сказал бы этот
человек, если б пред ним поставить Кутузова, Дьякона, Лютова? Да, какой силы слова он мог бы сказать этим
людям? И Самгин вспомнил — не насмешливо, как всегда вспоминал, а — с горечью...
Это был
человек среднего роста,
одетый в широкие, длинные одежды той неуловимой окраски, какую принимают листья деревьев поздней осенью, когда они уже испытали ожог мороза.
Это изречение дальнозорко предусматривает возможность бытия
людей,
одетых исключительно ловко и парадно подобранными словами, что приводит их все-таки только к созданию своей системы фраз, не далее.
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она говорила так громко, как будто все
люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно проводил ее домой, дорогою она рассказала много интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
«Вот, Клим, я в городе, который считается самым удивительным и веселым во всем мире. Да, он — удивительный. Красивый, величественный, веселый, — сказано о нем. Но мне тяжело. Когда весело жить — не делают пакостей. Только здесь понимаешь, до чего гнусно, когда из
людей делают игрушки. Вчера мне показывали «Фоли-Бержер», это так же обязательно видеть, как могилу Наполеона. Это — венец веселья. Множество удивительно
одетых и совершенно раздетых женщин, которые играют, которыми играют и…»
«Каждый из них так или иначе подчеркивает себя», — сердито подумал Самгин, хотя и видел, что в данном случае
человек подчеркнут самой природой. В столовую вкатилась Любаша, вся в белом, точно
одетая к причастью, но в ночных туфлях на босую ногу.
Жизнь очень похожа на Варвару, некрасивую, пестро
одетую и — неумную. Наряжаясь в яркие слова, в стихи, она, в сущности, хочет только сильного
человека, который приласкал бы и оплодотворил ее. Он вспомнил, с какой смешной гордостью рассказывала Варвара про обыск у нее Лидии и Алине, вспомнил припев дяди Миши...
Цветным шариком каталась, подпрыгивала Любаша,
одетая деревенской девицей, комически грубо раскрасив круглое лицо свое; она толкала
людей, громко шмыгала носом и покрикивала...
Явился писатель Никодим Иванович, тепло
одетый в толстый, коричневый пиджак, обмотавший шею клетчатым кашне; покашливая в рукав, он ходил среди
людей, каждому уступая дорогу и поэтому всех толкал. Обмахиваясь веером, вошла Варвара под руку с Татьяной; спросив чаю, она села почти рядом с Климом, вытянув чешуйчатые ноги под стол. Тагильский торопливо надел измятую маску с облупившимся носом, а Татьяна, кусая бутерброд, сказала...
Человек,
одетый крестьянином, ведя под руку монахиню, проверявшую билеты, говорил в ухо ей...
Кутузов, со стаканом вина в руке, смеялся, закинув голову, выгнув кадык, и под его фальшивой бородой Клим видел настоящую. Кутузов сказал, должно быть, что-то очень раздражившее
людей, на него кричали несколько
человек сразу и громче всех —
человек,
одетый крестьянином.
Из новых
людей около Прейса интересен был Змиев, высокий, худощавый
человек,
одетый в сюртучок необыкновенного фасона, с пухлым лицом сельской попадьи и теплым голосом няньки, рассказывающей сказку.
И тогда как солидные
люди шли в сосредоточенном молчании или негромко переговариваясь, молодежь толкала, пошатывала их, перекликалась, посмеиваясь, поругиваясь, разглядывая чисто
одетую публику у музея бесцеремонно и даже дерзко.
По тротуару величественно плыл большой коричневый ком сгущенной скуки, — пышно
одетая женщина вела за руку мальчика в матроске, в фуражке с лентами; за нею шел клетчатый
человек, похожий на клоуна, и шумно сморкался в платок, дергая себя за нос.
Дальше пол был, видимо, приподнят, и за двумя столами, составленными вместе, сидели лицом к Самгину
люди солидные, прилично
одетые, а пред столами бегал небольшой попик, черноволосый, с черненьким лицом, бегал, размахивая, по очереди, то правой, то левой рукой, теребя ворот коричневой рясы, откидывая волосы ладонями, наклоняясь к
людям, точно желая прыгнуть на них; они кричали ему...
Самгин окончательно почувствовал себя участником важнейшего исторического события, — именно участником, а не свидетелем, — после сцены, внезапно разыгравшейся у входа в Дворянскую улицу. Откуда-то сбоку в основную массу толпы влилась небольшая группа,
человек сто молодежи, впереди шел остролицый
человек со светлой бородкой и скромно
одетая женщина, похожая на учительницу;
человек с бородкой вдруг как-то непонятно разогнулся, вырос и взмахнул красным флагом на коротенькой палке.
На Марсовом поле Самгин отстал от спутников и через несколько минут вышел на Невский. Здесь было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами
людей плыл, хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор.
Люди шли в сторону Дворцовой площади, было много солидных, прилично, даже богато
одетых мужчин, дам. Это несколько удивило Самгина; он подумал...
Торжественно звонил соборный колокол, трещали пролетки извозчиков,
люди шагали быстро, говорили крикливо и необычно перепутались: рядом с горожанами,
одетыми празднично, шла растрепанная мастеровщина, всюду сновали оборванные ребятишки, стремясь как на пожар или на парад.
Самгин видел, как она поглощала
людей в дорогих шубах, гимназистов, благообразное, чистенькое мещанство, словоохотливых интеллигентов, шумные группы студенчества, нарядных и скромно
одетых женщин, девиц.
Самгин шел бездумно, бережно охраняя чувство удовлетворения, наполнявшее его, как вино стакан. Было уже синевато-сумрачно, вспыхивали огни, толпы
людей, густея, становились шумливей. Около Театральной площади из переулка вышла группа
людей,
человек двести, впереди ее — бородачи,
одетые в однообразные поддевки; выступив на мостовую, они угрюмо, но стройно запели...
Клим Самгин замедлил шаг, оглянулся, желая видеть лицо
человека, сказавшего за его спиною нужное слово; вплоть к нему шли двое: коренастый, плохо
одетый старик с окладистой бородой и угрюмым взглядом воспаленных глаз и
человек лет тридцати, небритый, черноусый, с большим носом и веселыми глазами, тоже бедно
одетый, в замазанном, черном полушубке, в сибирской папахе.
В голове гроба — лысый толстый
человек,
одетый в два пальто, одно — летнее, длинное, а сверх него — коротенькое, по колена; в паре с ним — типичный московский мещанин, сухощавый, в поддевке, с растрепанной бородкой и головой яйцом.
Самгин швырнул газету на пол, закрыл глаза, и тотчас перед ним возникла картина ночного кошмара, закружился хоровод его двойников, но теперь это были уже не тени, а
люди,
одетые так же, как он, — кружились они медленно и не задевая его; было очень неприятно видеть, что они — без лиц, на месте лица у каждого было что-то, похожее на ладонь, — они казались троерукими. Этот полусон испугал его, — открыв глаза, он встал, оглянулся...
На лестницу вбежали двое молодых
людей с корзиной цветов, навстречу им двигалась публика, —
человек с широкой седой бородой,
одетый в поддевку, говорил...
В помещение под вывеской «Магазин мод» входят, осторожно и молча, разнообразно
одетые, но одинаково смирные
люди, снимают верхнюю одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по четырем ступенькам в большую, узкую и длинную комнату, с двумя окнами в ее задней стене, с голыми стенами, с печью и плитой в углу, у входа: очевидно — это была мастерская.
Поздно вечером к нему явились
люди, которых он встретил весьма любезно, полагая, что это — клиенты: рослая, краснощекая женщина, с темными глазами на грубоватом лице,
одетая просто и солидно, а с нею — пожилой лысоватый
человек, с остатками черных, жестких кудрей на остром черепе, угрюмый, в дымчатых очках, в измятом и грязном пальто из парусины.
Самгин почувствовал, что его приятно возбуждает парадное движение празднично веселой, нарядно
одетой толпы
людей, зеркальный блеск разноцветного лака, металлических украшений экипажей и сбруи холеных лошадей, которые, как бы сознавая свою красоту, шагали медленно и торжественно, позволяя любоваться мощной грацией их движений.
И хорошо знакомы похожие друг на друга, как спички, русские
люди, тепло, по-осеннему,
одетые, поспешно шагающие в казенную палату, окружный суд, земскую управу и прочие учреждения, серые гимназисты, зеленоватые реалисты, шоколадные гимназистки, озорниковатые ученики городских школ.
Когда Самгин пришел знакомиться с делами, его встретил франтовато
одетый молодой
человек, с длинными волосами и любезной улыбочкой на смуглом лице. Прищурив черные глаза, он сообщил, что патрон нездоров, не выйдет, затем, указав на две стопы бумаг в синих обложках с надписью «Дело», сказал...
Эти
люди, заполняющие амфитеатр, слишком разнообразно
одетые, ведут себя нервозно, точно школьники в классе, из которого ушел учитель.
«Старики фабричные, помнившие дни восстания на Пресне, устраивали пародии военно-волевого суда и расстреливали всякого
человека,
одетого в казенную форму».
Впереди толпы шагали, подняв в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы,
люди в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно
одетые, качались старые
люди с палочками в руках, женщины в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
Самгин замолчал, отмечая знакомых: почти бежит, толкая
людей, Ногайцев, в пиджаке из чесунчи, с лицом, на котором сияют восторг и пот, нерешительно шагает длинный Иеронимов, держа себя пальцами левой руки за ухо, наклонив голову, идет Пыльников под руку с высокой дамой в белом и в необыкновенной шляпке, важно выступает Стратонов с толстой палкой в руке, рядом с ним дергается Пуришкевич, лысенький, с бесцветной бородкой, и шагает толсторожий Марков, похожий на празднично
одетого бойца с мясной бойни.
Рано утром выкрасили синеватой краской забор, ограждавший стройку, затем помыли улицу водой и нагнали в нее несколько десятков
людей, прилично
одетых, солидных, в большинстве — бородатых.
Встал какой-то небольшого роста плотный
человек с круглым, добродушным лицом, с растрепанной головой,
одетый в черную суконную рубаху, в сапогах до колен, — проходя мимо Самгина, он звонко сказал...