Неточные совпадения
Решил пойти к брату и убедить его, что рассказ о Марине был вызван естественным чувством
обиды за
человека, которого обманывают. Но, пока он мылся, одевался, оказалось, что брат и Кутузов уехали в Кронштадт.
По воскресеньям, вечерами, у дяди Хрисанфа собирались его приятели,
люди солидного возраста и одинакового настроения; все они были обижены, и каждый из них приносил слухи и факты, еще более углублявшие их
обиды; все они любили выпить и поесть, а дядя Хрисанф обладал огромной кухаркой Анфимовной, которая пекла изумительные кулебяки. Среди этих
людей было два актера, убежденных, что они сыграли все роли свои так, как никто никогда не играл и уже никто не сыграет.
Глаза Клима, жадно поглотив царя, все еще видели его голубовато-серую фигуру и на красивеньком лице — виноватую улыбку. Самгин чувствовал, что эта улыбка лишила его надежды и опечалила до слез. Слезы явились у него раньше, но это были слезы радости, которая охватила и подняла над землею всех
людей. А теперь вслед царю и затихавшему вдали крику Клим плакал слезами печали и
обиды.
Он был крайне смущен внезапно вспыхнувшей
обидой на отца, брата и чувствовал, что
обида распространяется и на Айно. Он пытался посмотреть на себя, обидевшегося, как на
человека незнакомого и стесняющего, пытался отнестись к
обиде иронически.
— Да, — невольно сказал Самгин, видя, что темные глуповатые глаза взмокли и как будто тают. К его
обиде на этого
человека присоединилось удивление пред исповедью Митрофанова. Но все-таки эта исповедь немножко трогала своей несомненной искренностью, и все-таки было лестно слышать сердечные изъявления Митрофанова; он стал менее симпатичен, но еще более интересен.
Особенно был раздражен бритоголовый
человек, он расползался по столу, опираясь на него локтем, протянув правую руку к лицу Кутузова. Синий шар головы его теперь пришелся как раз под опаловым шаром лампы, смешно и жутко повторяя его. Слов его Самгин не слышал, а в голосе чувствовал личную и горькую
обиду. Но был ясно слышен сухой голос Прейса...
И, как всякий
человек в темноте, Самгин с неприятной остротою ощущал свою реальность.
Люди шли очень быстро, небольшими группами, и, должно быть, одни из них знали, куда они идут, другие шли, как заплутавшиеся, — уже раза два Самгин заметил, что, свернув за угол в переулок, они тотчас возвращались назад. Он тоже невольно следовал их примеру. Его обогнала небольшая группа,
человек пять; один из них курил, папироса вспыхивала часто, как бы в такт шагам; женский голос спросил тоном
обиды...
В этом настроении
обиды за себя и на
людей, в настроении озлобленной скорби, которую размышление не могло ни исчерпать, ни погасить, он пришел домой, зажег лампу, сел в угол в кресло подальше от нее и долго сидел в сумраке, готовясь к чему-то.
От
обиды кричу: как можно
человека мучить?
— Избили они его, — сказала она, погладив щеки ладонями, и, глядя на ладони, судорожно усмехалась. — Под утро он говорит мне: «Прости, сволочи они, а не простишь — на той же березе повешусь». — «Нет, говорю, дерево это не погань, не смей, Иуда, я на этом дереве муки приняла. И никому, ни тебе, ни всем
людям, ни богу никогда
обиды моей не прощу». Ох, не прощу, нет уж! Семнадцать месяцев держал он меня, все уговаривал, пить начал, потом — застудился зимою…
Люди смеялись, покрикивали, может быть, это не относилось к нему, но увеличивало тошнотворное ощущение отравы
обидой.
Был момент нервной судороги в горле, и взрослый, почти сорокалетний
человек едва подавил малодушное желание заплакать от
обиды.
Для Самгина это была встреча не из тех, которые радуют, да и вообще он не знал таких встреч, которые радовали бы. Однако в этот час он определенно почувствовал, что, когда встречи с людями будили в нем что-то похожее на зависть, на
обиду пред легкостью, с которой
люди изменяли свои позиции, свои системы фраз, — это было его ошибкой.
Самгин пожелал ему доброй ночи, ушел в свою комнату, разделся и лег, устало думая о чрезмерно словоохотливых и скучных
людях, о
людях одиноких, героически исполняющих свой долг в тесном окружении врагов, о себе самом, о себе думалось жалобно, с
обидой на
людей, которые бесцеремонно и даже как бы мстительно перебрасывают тяжести своих впечатлений на плечи друг друга.
Неточные совпадения
Как
люди, чувствующие кровную
обиду и не могущие отомстить прямому ее виновнику, они срывали свою
обиду на тех, которые напоминали им об ней.
Несколько раз, с различными интонациями и с выражением величайшего удовольствия, прочел он это изречение, выражавшее его задушевную мысль; потом задал нам урок из истории и сел у окна. Лицо его не было угрюмо, как прежде; оно выражало довольство
человека, достойно отмстившего за нанесенную ему
обиду.
— Бедность не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох, не мог
обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами не удержались, — продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, — но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-род-нейший, я вам скажу,
человек, но порох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел — и нет! И все прошло! И в результате одно только золото сердца! Его и в полку прозвали: «поручик-порох»…
«Точно так-с, — отвечал он с той улыбкой
человека навеселе, в которой умещаются и
обида и удовольствие, — писать вовсе не могу», — прибавил он, с влажными глазами и с той же улыбкой, и старался водить рукой по воздуху, будто пишет.
Четвертая заповедь (Мф. V, 38 — 42) состояла в том, что
человек не только не должен воздавать око за око, но должен подставлять другую щеку, когда ударят по одной, должен прощать
обиды и с смирением нести их и никому не отказывать в том, чего хотят от него
люди.