— Чепуха какая, — задумчиво бормотал Иноков, сбивая на ходу шляпой пыль с брюк. — Вам кажется, что вы куда-то
не туда бежали, а у меня в глазах — щепочка мелькает, эдакая серая щепочка, точно ею выстрелили, взлетела… совсем как жаворонок… трепещет. Удивительно, право! Тут — люди изувечены, стонут, кричат, а в память щепочка воткнулась. Эти штучки… вот эдакие щепочки… черт их знает!
Неточные совпадения
— Ты бываешь во флигеле? — спросил он и тотчас же, хлопнув дружески по колену Клима, заговорил: — Мой совет:
не ходи
туда!
—
Не могу же я сказать: он пошел
туда, где мужики бунтуют! Да и этого
не знаю я, где там бунтуют.
Дома, распорядясь, чтоб прислуга подала ужин и ложилась спать, Самгин вышел на террасу, посмотрел на реку, на золотые пятна света из окон дачи Телепневой. Хотелось пойти
туда, а — нельзя, покуда
не придет таинственная дама или барышня.
— Все — Лейкины, для развлечения пишут. Еще Короленко — туда-сюда, но — тоже! О тараканах написал. В городе таракан — пустяк, ты его в деревне понаблюдай да опиши. Вот — Чехова хвалят, а он фокусник бездушный, серыми чернилами мажет, читаешь — ничего
не видно. Какие-то все недоростки.
Это показалось Самгину дерзким: невежда, говорить правильно
не умеет, а
туда же…
«Прошу
не толкать меня
туда, куда сам я
не намерен идти!»
— Да, — отозвался брат,
не глядя на него. — Но я подобных видел. У народников особый отбор. В Устюге был один студент, казанец. Замечательно слушали его, тогда как меня…
не очень! Странное и стеснительное у меня чувство, — пробормотал он. — Как будто я видел этого парня в Устюге, накануне моего отъезда.
Туда трое присланы, и он между ними. Удивительно похож.
«Опыт этого химика поставлен дерзко, но обречен на неудачу, потому что закон химического сродства даже и полиция
не может обойти. Если же совершится чудо и жандармерия, инфантерия, кавалерия встанут на сторону эксплуатируемых против эксплуататоров, то — чего же лучше? Но чудес
не бывает ни
туда, ни сюда, ошибки же возможны во все стороны».
— Мне кажется — равнодушно. Впрочем, это
не только мое впечатление. Один металлист, знакомый Любаши, пожалуй, вполне правильно определил настроение, когда еще шли
туда: «Идем, сказал, в незнакомый лес по грибы, может быть, будут грибы, а вернее — нету; ну, ничего, погуляем».
— Я никаких высоких чувств у рабочих
не заметила, но я была далеко от памятника, где говорили речи, — продолжала Татьяна, удивляя Самгина спокойным тоном рассказа. Там кто-то истерически умилялся, размахивал шапкой, было видно, что люди крестятся. Но пробиться
туда было невозможно.
У него был второй ключ от комнаты, и как-то вечером, ожидая Никонову, Самгин открыл книгу модного, неприятного ему автора. Из книги вылетела узкая полоска бумаги, на ней ничего
не было написано, и Клим положил ее в пепельницу, а потом, закурив, бросил
туда же непогасшую спичку; край бумаги нагрелся и готов был вспыхнуть, но Самгин успел схватить ее, заметив четко выступившие буквы.
Себя он
не чувствовал увлекаемым, толпа двигалась в направлении к Тверской, ему нужно было
туда же, к Страстной площади.
Она стояла пред ним в дорогом платье, такая пышная, мощная, стояла, чуть наклонив лицо, и хорошие глаза ее смотрели строго, пытливо. Клим
не успел ответить, в прихожей раздался голос Лютова. Алина обернулась
туда, вошел Лютов, ведя за руку маленькую женщину с гладкими волосами рыжего цвета.
По двору в сарай прошли Калитин и водопроводчик, там зажгли огонь. Самгин тихо пошел
туда, говоря себе, что этого
не надо делать. Он встал за неоткрытой половинкой двери сарая; сквозь щель на пальто его легла полоса света и разделила надвое; стирая рукой эту желтую ленту, он смотрел в щель и слушал.
— Ой, если б ты знал, что делается в провинции! Я была в шести городах. В Туле… Сказали — там семьсот винтовок, патроны, а… ничего нет! В Коломне меня едва
не… едва успела убежать…
Туда приехали какие-то солдаты… ужас! Дай мне кусок чего-нибудь…
За окном ослепительно сверкали миллионы снежных искр, где-то близко ухала и гремела музыка военного оркестра,
туда шли и ехали обыватели, бежали мальчишки, обгоняя друг друга, и все это было чуждо, ненужно,
не нужна была и Дуняша.
Но
туда он
не сразу повернул лицо свое.
— Орехова, Мария, подруга Вари, почти четыре года
не видались, встретились случайно, в сентябре, и вот — пришла проводить ее
туда, откуда
не возвращаются.
— Разве
не по стопам отцов мы дошли
туда, где находимся?
— Тоську в Буй выслали. Костромской губернии, — рассказывал он. —
Туда как будто раньше и
не ссылали, черт его знает что за город, жителя в нем две тысячи триста человек. Одна там, только какой-то поляк угряз, опростился, пчеловодством занимается. Она — ничего,
не скучает, книг просит. Послал все новинки —
не угодил! Пишет: «Что ты смеешься надо мной?» Вот как… Должно быть, она серьезно втяпалась в политику…
— «Что дядю Егора упрятали в каторгу
туда ему и дорога а как он стал лишенный права имущества ты
не зевай», — читал Пыльников, предупредив, что в письме, кроме точек, нет других знаков препинания.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем
не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто
не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть,
не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец
не будет есть, а он целую горсть
туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем
не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну,
не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы
туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку
не доберусь.
Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
Он больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул
туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по целым дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а
не чаем. За что ж я… Вот новость!
Хлестаков (громким, но
не столь решительным голосом).Ты ступай
туда.
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то
не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня
туда, — свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего
не знает Митрофанушка.