Неточные совпадения
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно. В том, что она сделала,
не было, в сущности, ничего необычного: каждая девушка хочет быть женщиной. Ногти на ногах у нее плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке,
стало еще
холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он
не ночевал дома.
На лице, сильно похудевшем, сердито шевелился красный, распухший носик, раздраженно поблескивали глаза, они
стали светлее,
холодней и уже
не так судорожно бегали, как это помнил Клим.
Скрипнул ящик комода, щелкнули ножницы, разорвалась какая-то ткань, отскочил стул, и полилась вода из крана самовара. Клим
стал крутить пуговицу тужурки, быстро оторвал ее и сунул в карман. Вынул платок, помахал им, как флагом, вытер лицо, в чем оно
не нуждалось. В комнате было темно, а за окном еще темнее, и казалось, что та, внешняя, тьма может, выдавив стекла, хлынуть в комнату
холодным потоком.
И
становилось все тише, точно погружаясь в ненарушимое молчание
холодной ночи и
не оттаявшей земли.
Поехали.
Стало холоднее. Ветер с Невы гнал поземок, в сером воздухе птичьим пухом кружились снежинки. Людей в город шло немного, и шли они
не спеша, нерешительно.
На Невском
стало еще страшней; Невский шире других улиц и от этого был пустынней, а дома на нем бездушнее, мертвей. Он уходил во тьму, точно ущелье в гору. Вдали и низко, там, где должна быть земля,
холодная плоть застывшей тьмы была разорвана маленькими и тусклыми пятнами огней. Напоминая раны, кровь, эти огни
не освещали ничего, бесконечно углубляя проспект, и было в них что-то подстерегающее.
В окно смотрели три звезды, вкрапленные в голубоватое серебро лунного неба. Петь кончили, и точно от этого
стало холодней. Самгин подошел к нарам, бесшумно лег, окутался с головой одеялом, чтоб
не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок,
не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
Пение удалялось, пятна флагов темнели, ветер нагнетал на людей острый холодок; в толпе образовались боковые движения направо, налево; люди уже, видимо,
не могли целиком влезть в узкое горло улицы, а сзади на них все еще давила неисчерпаемая масса, в сумраке она
стала одноцветно черной, еще плотнее, но теряла свою реальность, и можно было думать, что это она дышит
холодным ветром.
Становилось холоднее. По вечерам в кухне собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились, говорили о событиях в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно ясное руководительство партии. Самгин,
не вслушиваясь в их речи, но глядя на лица этих людей, думал, что они заражены верой в невозможное, — верой, которую он мог понять только как безумие. Они продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который
не нужен им, но и
не мешает.
Самгин с наслаждением выпил стакан густого
холодного молока, прошел в кухню, освежил лицо и шею мокрым полотенцем, вышел на террасу и, закурив,
стал шагать по ней, прислушиваясь к себе,
не слыша никаких мыслей, но испытывая такое ощущение, как будто здесь его ожидает что-то новое, неиспытанное.
Самгин сел, чувствуя, что происходит
не то, чего он ожидал. С появлением Дронова в комнате
стало холоднее, а за окнами темней.
Неточные совпадения
Алексей Александрович думал тотчас
стать в те
холодные отношения, в которых он должен был быть с братом жены, против которой он начинал дело развода; но он
не рассчитывал на то море добродушия, которое выливалось из берегов в душе Степана Аркадьича.
Он спросил ужинать и
стал рассказывать ей подробности бегов; но в тоне, во взглядах его, всё более и более делавшихся
холодными, она видела, что он
не простил ей ее победу, что то чувство упрямства, с которым она боролась, опять устанавливалось в нем.
То
не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой
стали, ослепительный, но
холодный; взгляд его — непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б
не был столь равнодушно спокоен.
Тентетникову показалось, что с самого дня приезда их генерал
стал к нему как-то
холоднее, почти
не замечал его и обращался как с лицом бессловесным или с чиновником, употребляемым для переписки, самым мелким.
Он шел тихий, задумчивый, с блуждающим взглядом, погруженный глубоко в себя. В нем постепенно гасли боли корыстной любви и печали.
Не стало страсти,
не стало как будто самой Софьи, этой суетной и
холодной женщины; исчезла пестрая мишура украшений; исчезли портреты предков, тетки,
не было и ненавистного Милари.