Неточные совпадения
Но его
не услышали. Перебивая друг друга, они толкали его. Макаров,
сняв фуражку, дважды больно ударил козырьком ее по колену Клима. Двуцветные, вихрастые волосы его вздыбились и придали горбоносому лицу
не знакомое Климу, почти хищное выражение. Лида, дергая рукав шинели Клима, оскаливала зубы нехорошей усмешкой. У нее на щеках вспыхнули красные пятна, уши стали ярко-красными,
руки дрожали. Клим еще никогда
не видел ее такой злой.
Он понимал, что обыск
не касается его, чувствовал себя спокойно, полусонно. У двери в прихожую сидел полицейский чиновник, поставив шашку между ног и сложив на эфесе очень красные кисти
рук, дверь закупоривали двое неподвижных понятых. В комнатах, позванивая шпорами, рылись жандармы, передвигая мебель,
снимая рамки со стен; во всем этом для Самгина
не было ничего нового.
Слезы текли скупо из его глаз, но все-таки он ослеп от них,
снял очки и спрятал лицо в одеяло у ног Варвары. Он впервые плакал после дней детства, и хотя это было постыдно, а — хорошо: под слезами обнажался человек, каким Самгин
не знал себя, и росло новое чувство близости к этой знакомой и незнакомой женщине. Ее горячая
рука гладила затылок, шею ему, он слышал прерывистый шепот...
Самгин сел, пытаясь
снять испачканный ботинок и боясь испачкать
руки. Это напомнило ему Кутузова. Ботинок упрямо
не слезал с ноги, точно прирос к ней. В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень поздно, да и
не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол.
Не хотелось видеть человека, все равно — какого.
Папироса погасла. Спички пропали куда-то. Он лениво поискал их,
не нашел и стал
снимать ботинки, решив, что
не пойдет в спальню: Варвара, наверное, еще
не уснула, а слушать ее глупости противно. Держа ботинок в
руке, он вспомнил, что вот так же на этом месте сидел Кутузов.
Локомотив свистнул, споткнулся и, встряхнув вагоны, покачнув людей, зашипел, остановясь в густой туче снега, а голос остроносого затрещал слышнее.
Сняв шапку, человек этот прижал ее под мышкой, должно быть, для того, чтоб
не махать левой
рукой, и, размахивая правой, сыпал слова, точно гвозди в деревянный ящик...
Выговорив это, Самгин смутился, почувствовал, что даже кровь бросилась в лицо ему. Никогда раньше эта мысль
не являлась у него, и он был поражен тем, что она явилась. Он видел, что Марина тоже покраснела. Медленно
сняв руки со стола, она откинулась на спинку дивана и, сдвинув брови, строго сказала...
— Ладно, хорошо… будь по-твоему, — сказал Патап Максимыч,
не снимая рук с плеч Василья Борисыча. — Ну, слушай теперь: сам я дело завожу, сам хочу промысла на Горах разводить — ты только знаньем своим помогай!
Неточные совпадения
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он
не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он
не знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из
рук свечи.
Он пожал
руку мужику и присел на стул,
не снимая пальто и шляпы.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге,
не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и,
не в силах итти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он
снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на
руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
Вулич молча вышел в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу
снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его
не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороха, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за
руки.
Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов,
не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической
руке, и когда он
снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев.