Неточные совпадения
Клим нередко
ощущал, что он тупеет от странных выходок Дронова, от его явной грубой лжи. Иногда ему казалось, что Дронов лжет только для того, чтоб издеваться над ним. Сверстников своих Дронов
не любил едва ли
не больше, чем взрослых, особенно после того, как дети отказались играть с ним. В играх он обнаруживал много хитроумных выдумок, но был труслив и груб с девочками, с Лидией — больше других. Презрительно называл ее цыганкой, щипал, старался свалить с ног так, чтоб ей было стыдно.
Ему казалось, что он уже перегружен опытом, но иногда он
ощущал, что все впечатления, все мысли, накопленные им, —
не нужны ему.
Белый пепел падал на лицо и быстро таял, освежая кожу, Клим сердито сдувал капельки воды с верхней губы и носа,
ощущая, что несет в себе угнетающую тяжесть, жуткое сновидение, которое
не забудется никогда.
Не поднимая головы, Клим посмотрел вслед им. На ногах Дронова старенькие сапоги с кривыми каблуками, на голове — зимняя шапка, а Томилин — в длинном, до пят, черном пальто, в шляпе с широкими полями. Клим усмехнулся, найдя, что костюм этот очень характерно подчеркивает странную фигуру провинциального мудреца. Чувствуя себя достаточно насыщенным его философией, он
не ощутил желания посетить Томилина и с неудовольствием подумал о неизбежной встрече с Дроновым.
Пытаясь понять, что влечет его к этой девушке, он
не ощущал в себе
не только влюбленности, но даже физиологического любопытства, разбуженного деловитыми ласками Маргариты и жадностью Нехаевой.
Как-то вечером, когда в окна буйно хлестал весенний ливень, комната Клима вспыхивала голубым огнем и стекла окон, вздрагивая от ударов грома, ныли, звенели, Клим, настроенный лирически, поцеловал руку девушки. Она отнеслась к этому жесту спокойно, как будто и
не ощутила его, но, когда Клим попробовал поцеловать еще раз, она тихонько отняла руку свою.
Клим
ощущал, что этот человек все более раздражает его. Ему хотелось возразить против уравнения любопытства с храбростью, но он
не находил возражений. Как всегда, когда при нем говорили парадоксы тоном истины, он завидовал людям, умеющим делать это.
Глядя, как покачивается тонкая фигура Лидии, окутанная батистом жемчужного цвета, он недоумевал,
не ощущая ничего похожего на те чувствования, о которых читал у художников слова.
Клим согласно кивнул головой. Когда он
не мог сразу составить себе мнения о человеке, он чувствовал этого человека опасным для себя. Таких, опасных, людей становилось все больше, и среди них Лидия стояла ближе всех к нему. Эту близость он сейчас
ощутил особенно ясно, и вдруг ему захотелось сказать ей о себе все,
не утаив ни одной мысли, сказать еще раз, что он ее любит, но
не понимает и чего-то боится в ней. Встревоженный этим желанием, он встал и простился с нею.
Самгин молчал,
ощущая кожей спины холодок тревоги, думая о Диомидове и
не решаясь спросить...
На руке своей Клим
ощутил слезы. Глаза Варвары неестественно дрожали, казалось — они выпрыгнут из глазниц. Лучше бы она закрыла их. Самгин вышел в темную столовую, взял с буфета еще
не совсем остывший самовар, поставил его у кровати Варвары и,
не взглянув на нее, снова ушел в столовую, сел у двери.
Самгин, снимая и надевая очки, оглядывался, хотелось увидеть пароход, судно рыбаков, лодку или хотя бы птицу, вообще что-нибудь от земли. Но был только совершенно гладкий, серебристо-зеленый круг — дно воздушного мешка; по бортам темной шкуны сверкала светлая полоса, и над этой огромной плоскостью — небо,
не так глубоко вогнутое, как над землею, и скудное звездами. Самгин
ощутил необходимость заговорить, заполнить словами пустоту, развернувшуюся вокруг него и в нем.
Не впервые
ощущал он гипнотическое влияние Кутузова, но никогда еще
не ощущал этого с такой силой.
Опускаясь на колени, он чувствовал, что способен так же бесстыдно зарыдать, как рыдал рядом с ним седоголовый человек в темно-синем пальто. Необыкновенно трогательными казались ему царь и царица там, на балконе. Он вдруг
ощутил уверенность, что этот маленький человечек, насыщенный, заряженный восторгом людей, сейчас скажет им какие-то исторические, примиряющие всех со всеми, чудесные слова.
Не один он ждал этого; вокруг бормотали, покрикивали...
— Да, — ответил Клим, вдруг
ощутив голод и слабость. В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история
не считается, отбросила их в сторону.
Но ни о чем и ни о ком, кроме себя, думать
не хотелось. Теперь, когда прекратился телеграфный стук в стену и никто
не сообщал тревожных новостей с воли, — Самгин
ощутил себя забытым. В этом ощущении была своеобразно приятная горечь, упрекающая кого-то, в словах она выражалась так...
«Какой осел», — думал Самгин, покручивая бородку, наблюдая рассказчика. Видя, что жена тает в улыбках, восхищаясь как будто рассказчиком, а
не анекдотом, он внезапно
ощутил желание стукнуть Ряхина кулаком по лбу и резко спросил...
Из этих разнообразных единиц необыкновенно быстро образовалась густейшая масса, и Самгин,
не впервые участвуя в трагических парадах, первый раз
ощутил себя вполне согласованным, внутренне спаянным с человеческой массой этого дня.
Возвратясь в столовую, Клим уныло подошел к окну. В красноватом небе летала стая галок. На улице — пусто. Пробежал студент с винтовкой в руке. Кошка вылезла из подворотни. Белая с черным. Самгин сел к столу, налил стакан чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он
ощущал как бы опухоль:
не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами —
не хотелось.
Марина засмеялась. Каждый раз, беседуя с нею, он
ощущал зависть к ее умению распоряжаться словами, формировать мысли, но после беседы всегда чувствовал, что Марина
не стала понятнее и центральная ее мысль все-таки неуловима.
Самгин сочувственно улыбнулся,
не находя, что сказать, и через несколько минут, прощаясь с нею,
ощутил желание поцеловать ей руку, чего никогда
не делал. Он
не мог себе представить, что эта женщина, равнодушная к действительности, способна ненавидеть что-то.
Никогда еще он
не ощущал так горестно своей беззащитности, бессилия своего.
Клим Иванович щелкнул пальцами,
ощущая, что вместе с Дроновым исчезло все, что держало в напряжении самообороны. Являлось иное настроение, оно
не искало слов, слова являлись очень легко и самовольно, хотя беспорядочно.
Вспомнив об этом, он
не ощутил желания поставить свое имя в ряд с этими, но почувствовал, что в суждениях о рабочем классе потребна осторожность, которая предусмотрена старинной моралью: «
Не плюй в колодезь — пригодится воды напиться».
Самгин стоял на панели, курил и наблюдал,
ощущая, что все это
не то что подавляет, но как-то стесняет его, вызывая чувство уныния, печали. Солдат с крестом и нашивками негромко скомандовал...