Неточные совпадения
— Расстригут меня — пойду работать на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло
не употребляется в музыке? Прислушивались вы зимой, в метельные ночи, когда
не спится, как стекла в окнах поют? Я, может быть, тысячу ночей слушал это пение и дошел
до мысли, что именно стекло, а
не медь,
не дерево должно дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла
делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
— Ой,
не доведет нас
до добра это сочинение мертвых праведников, а тем паче — живых. И ведь делаем-то мы это
не по охоте,
не по нужде, а — по привычке, право, так! Лучше бы согласиться на том, что все грешны, да и жить всем в одно грешное, земное дело.
До пятнадцати лет с ним ничего
не могли
сделать.
«Вот, Клим, я в городе, который считается самым удивительным и веселым во всем мире. Да, он — удивительный. Красивый, величественный, веселый, — сказано о нем. Но мне тяжело. Когда весело жить —
не делают пакостей. Только здесь понимаешь,
до чего гнусно, когда из людей
делают игрушки. Вчера мне показывали «Фоли-Бержер», это так же обязательно видеть, как могилу Наполеона. Это — венец веселья. Множество удивительно одетых и совершенно раздетых женщин, которые играют, которыми играют и…»
Самгин
не мог
не признать, что жандарм
сделал правильный вывод из его записок, и, дотронувшись рукою
до пакета в кармане, решил...
Гусаров сбрил бородку, оставив сердитые черные усы, и стал похож на армянина. Он снял крахмаленную рубашку, надел суконную косоворотку, сапоги
до колена, заменил шляпу фуражкой, и это
сделало его человеком, который сразу, издали, бросался в глаза. Он уже
не проповедовал необходимости слияния партий, социал-демократов называл «седыми», социалистов-революционеров — «серыми», очень гордился своей выдумкой и говорил...
Варвара возвратилась около полуночи. Услышав ее звонок, Самгин поспешно зажег лампу, сел к столу и разбросал бумаги так, чтоб видно было: он давно работает. Он
сделал это потому, что
не хотел говорить с женою о пустяках. Но через десяток минут она пришла в ночных туфлях, в рубашке
до пят, погладила влажной и холодной ладонью его щеку, шею.
Но она
не философствовала, как тот,
не волновалась
до слез, как это
делал агент уголовной полиции, но она тоже была настроена в чем-то однотонно с ним.
Дни потянулись медленнее, хотя каждый из них, как раньше, приносил с собой невероятные слухи, фантастические рассказы. Но люди, очевидно, уже привыкли к тревогам и шуму разрушающейся жизни, так же, как привыкли галки и вороны с утра
до вечера летать над городом. Самгин смотрел на них в окно и чувствовал, что его усталость растет, становится тяжелей, погружает в состояние невменяемости. Он уже наблюдал
не так внимательно, и все, что люди
делали, говорили, отражалось в нем, как на поверхности зеркала.
«Он
делает не то, что все, а против всех. Ты
делаешь,
не веруя. Едва ли даже ты ищешь самозабвения. Под всею путаницей твоих размышлений скрыто живет страх пред жизнью, детский страх темноты, которую ты
не можешь,
не в силах осветить. Да и мысли твои —
не твои. Найди, назови хоть одну, которая была бы твоя, никем
до тебя
не выражена?»
«Ждать
до двух — семь часов», — сердито сосчитал Самгин. Было еще темно, когда он встал и начал мыться, одеваться; он старался
делать все
не спеша и ловил себя на том, что торопится. Это очень раздражало. Потом раздражал чай, слишком горячий, и была еще одна, главная причина всех раздражений: назвать ее
не хотелось, но когда он обварил себе палец кипятком, то невольно и озлобленно подумал...
— Да, — сказала актриса, тяжело вздохнув. — Кто-то где-то что-то
делает, и вдруг — начинают воевать! Ужасно. И, знаете, как будто уже
не осталось ничего, о чем можно
не спорить. Все везде обо всем спорят и —
до ненависти друг к другу.
— Да я…
не знаю! — сказал Дронов, втискивая себя в кресло, и заговорил несколько спокойней, вдумчивее: — Может — я
не радуюсь, а боюсь. Знаешь, человек я пьяный и вообще ни к черту
не годный, и все-таки —
не глуп. Это, брат, очень обидно —
не дурак, а никуда
не годен. Да. Так вот, знаешь, вижу я всяких людей, одни
делают политику, другие — подлости, воров развелось
до того много, что придут немцы, а им грабить нечего! Немцев —
не жаль, им так и надо, им в наказание — Наполеонов счастье. А Россию — жалко.
Неточные совпадения
Городничий (с неудовольствием).А,
не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ…
Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его
не тронь. «Мы, говорит, и дворянам
не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий. Ну, теперь
не до того. Так
сделайте милость, Иван Кузьмич: если на случай попадется жалоба или донесение, то без всяких рассуждений задерживайте.
«Ну! леший шутку славную // Над нами подшутил! // Никак ведь мы без малого // Верст тридцать отошли! // Домой теперь ворочаться — // Устали —
не дойдем, // Присядем, —
делать нечего. //
До солнца отдохнем!..»
2) Ферапонтов, Фотий Петрович, бригадир. Бывый брадобрей оного же герцога Курляндского. Многократно
делал походы против недоимщиков и столь был охоч
до зрелищ, что никому без себя сечь
не доверял. В 1738 году, быв в лесу, растерзан собаками.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка".
Делали все это серьезно,
не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем
не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю
до тех пор, пока
не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.