Неточные совпадения
— Почти вся газета
живет моим материалом, — хвастался он, кривя рот. — Если б
не я, так Робинзону и писать
не о чем. Места мне мало
дают; я мог бы зарабатывать сотни полторы.
Клим лежал, закрыв глаза, и думал, что Варвара уже внесла в его жизнь неизмеримо больше того, что внесли Нехаева и Лидия. А Нехаева — права: жизнь, в сущности,
не дает ни одной капли меда,
не сдобренной горечью. И следует
жить проще, да…
— Замечательно — как вы
не догадались обо мне тогда, во время студенческой драки? Ведь если б я был простой человек, разве мне
дали бы сопровождать вас в полицию? Это — раз. Опять же и то:
живет человек на глазах ваших два года, нигде
не служит, все будто бы места ищет, а — на что
живет, на какие средства? И ночей дома
не ночует. Простодушные люди вы с супругой. Даже боязно за вас, честное слово! Анфимьевна — та, наверное, вором считает меня…
— Странно? — переспросила она, заглянув на часы, ее подарок, стоявшие на столе Клима. — Ты хорошо сделаешь, если
дашь себе труд подумать над этим. Мне кажется, что мы
живем…
не так, как могли бы! Я иду разговаривать по поводу книгоиздательства. Думаю, это — часа на два, на три.
Жила-была
дама, было у нее два мужа,
Один — для тела, другой — для души.
И вот начинается драма: который хуже?
Понять она
не умела, оба — хороши!
— Большевики — это люди, которые желают бежать на сто верст впереди истории, — так разумные люди
не побегут за ними. Что такое разумные? Это люди, которые
не хотят революции, они
живут для себя, а никто
не хочет революции для себя. Ну, а когда уже все-таки нужно сделать немножко революции, он
даст немножко денег и говорит: «Пожалуйста, сделайте мне революцию… на сорок пять рублей!»
— Знаешь, Климчик, у меня — успех! Успех и успех! — с удивлением и как будто даже со страхом повторила она. — И все — Алина,
дай ей бог счастья, она ставит меня на ноги! Многому она и Лютов научили меня. «Ну, говорит, довольно, Дунька, поезжай в провинцию за хорошими рецензиями». Сама она —
не талантливая, но — все понимает, все до последней тютельки, — как одеться и раздеться. Любит талант, за талантливость и с Лютовым
живет.
— Нет — глупо! Он — пустой. В нем все — законы, все — из книжек, а в сердце — ничего, совершенно пустое сердце! Нет, подожди! — вскричала она,
не давая Самгину говорить. — Он — скупой, как нищий. Он никого
не любит, ни людей, ни собак, ни кошек, только телячьи мозги. А я
живу так: есть у тебя что-нибудь для радости? Отдай, поделись! Я хочу
жить для радости… Я знаю, что это — умею!
— Нет еще. Многие — сватаются, так как мы —
дама с капиталом и
не без прочих достоинств. Вот что сватаются — скушно! А вообще —
живу ничего! Читаю. Английский язык учу, хочется в Англии побывать…
— Правду говорю, Григорий, — огрызнулся толстяк, толкая зятя ногой в мягком замшевом ботинке. — Здесь иная женщина потребляет в год товаров на сумму
не меньшую, чем у нас население целого уезда за тот же срок. Это надо понять! А у нас
дама, порченная литературой, старается
жить, одеваясь в ризы мечты, то воображает себя Анной Карениной, то сумасшедшей из Достоевского или мадам Роллан, а то — Софьей Перовской. Скушная у нас
дама!
— Был там Гурко, настроен мрачно и озлобленно, предвещал катастрофу, говорил, точно кандидат в Наполеоны. После истории с Лидвалем и кражей овса ему, Гурко, конечно,
жить не весело. Идиот этот, октябрист Стратонов, вторил ему, требовал:
дайте нам сильного человека! Ногайцев вдруг заявил себя монархистом. Это называется: уверовал в бога перед праздником. Сволочь.
— Ну, что там — солидная! Жульничество. Смерть никаких обязанностей
не налагает —
живи, как хочешь! А жизнь —
дама строгая:
не угодно ли вам, сукины дети, подумать, как вы
живете? Вот в чем дело.
— «И хлопочи об наследстве по дедушке Василье, улещай его всяко, обласкивай покуда он
жив и следи чтобы Сашка
не украла чего. Дети оба поумирали на то скажу
не наша воля, бог
дал, бог взял, а ты первое дело сохраняй мельницу и обязательно поправь крылья к осени да
не дранкой, а холстом. Пленику
не потакай, коли он попал, так пусть работает сукин сын коли черт его толкнул против нас». Вот! — сказал Пыльников, снова взмахнув книжкой.
Тут все в войне: жена с мужем — за его самовольство, муж с женой — за ее непослушание или неугождение; родители с детьми — за то, что дети хотят жить своим умом; дети с родителями — за то, что им
не дают жить своим умом; хозяева с приказчиками, начальники с подчиненными воюют за то, что одни хотят все подавить своим самодурством, а другие не находят простора для самых законных своих стремлений; деловые люди воюют из-за того, чтобы другой не перебил у них барышей их деятельности, всегда рассчитанной на эксплуатацию других; праздные шатуны бьются, чтобы не ускользнули от них те люди, трудами которых они задаром кормятся, щеголяют и богатеют.
Неточные совпадения
Но радость их вахлацкая // Была непродолжительна. // Со смертию Последыша // Пропала ласка барская: // Опохмелиться
не дали // Гвардейцы вахлакам! // А за луга поемные // Наследники с крестьянами // Тягаются доднесь. // Влас за крестьян ходатаем, //
Живет в Москве… был в Питере… // А толку что-то нет!
— Ну, старички, — сказал он обывателям, —
давайте жить мирно.
Не трогайте вы меня, а я вас
не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать
не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
Но, пробыв два месяца один в деревне, он убедился, что это
не было одно из тех влюблений, которые он испытывал в первой молодости; что чувство это
не давало ему минуты покоя; что он
не мог
жить,
не решив вопроса: будет или
не будет она его женой; и что его отчаяние происходило только от его воображения, что он
не имеет никаких доказательств в том, что ему будет отказано.
— Звонят. Выходит девушка, они
дают письмо и уверяют девушку, что оба так влюблены, что сейчас умрут тут у двери. Девушка в недоумении ведет переговоры. Вдруг является господин с бакенбардами колбасиками, красный, как рак, объявляет, что в доме никого
не живет, кроме его жены, и выгоняет обоих.
«Я, воспитанный в понятии Бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые
дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети,
не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я
живу. А как только наступает важная минута жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься
не зачитываются мне».