Неточные совпадения
Учитель встречал детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх лицом на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы
рук в рыжие, нечесанные космы жестких и прямых волос, подняв к потолку расколотую, медную бородку,
не глядя на учеников, он спрашивал и рассказывал тихим голосом, внятными словами, но Дронов находил, что учитель
говорит «из-под печки».
Климу стало неловко. От выпитой водки и странных стихов дьякона он вдруг почувствовал прилив грусти: прозрачная и легкая, как синий воздух солнечного дня поздней осени, она,
не отягощая, вызывала желание
говорить всем приятные слова. Он и
говорил, стоя с рюмкой в
руках против дьякона, который, согнувшись, смотрел
под ноги ему.
Было уже темно, когда вбежала Лидия, а Макаров ввел
под руку Диомидова. Самгину показалось, что все в комнате вздрогнуло и опустился потолок. Диомидов шагал прихрамывая, кисть его левой
руки была обернута фуражкой Макарова и подвязана обрывком какой-то тряпки к шее.
Не своим голосом он
говорил, задыхаясь...
Самгин,
не ответив, смотрел, как двое мужиков ведут
под руки какого-то бородатого, в длинной, ниже колен, холщовой рубахе; бородатый, упираясь
руками в землю, вырывался и что-то
говорил, как видно было по движению его бороды, но голос его заглушался торжествующим визгом человека в красной рубахе, подскакивая, он тыкал кулаком в шею бородатого и орал...
Варвара взяла его
под руку; он видел слезы на ее глазах, видел, что она шевелит губами, покусывая их, и
не верил ей. Старичок шел сбоку саней, поглаживал желтый больничный гроб синей ладонью и
говорил извозчику...
Она замолчала. Самгин тоже
не чувствовал желания
говорить. В поучениях Марины он подозревал иронию, намерение раздразнить его, заставить разговориться.
Говорить с нею о поручении Гогина при Дуняше он
не считал возможным. Через полчаса он шел
под руку с Дуняшей по широкой улице, ярко освещенной луной, и слушал торопливый говорок Дуняши.
Но спрашивал он мало, а больше слушал Марину, глядя на нее как-то подчеркнуто почтительно. Шагал по улицам мерным, легким шагом солдата, сунув
руки в карманы черного, мохнатого пальто, носил бобровую шапку с козырьком, и глаза его смотрели из-под козырька прямо, неподвижно,
не мигая. Часто посещал церковные службы и, восхищаясь пением,
говорил глубоким баритоном...
Спрашиваю: «Нашли что-нибудь интересное?» Он хотел встать, ноги у него поехали
под стол, шлепнулся в кресло и, подняв
руки вверх, объявил: «Я —
не вор!» — «Вы,
говорю, дурак.
Елена что-то
говорила вполголоса, но он
не слушал ее и, только поймав слова: «Каждый привык защищать что-нибудь», — искоса взглянул на нее. Она стояла
под руку с ним, и ее подкрашенное лицо было озабочено, покрыто тенью печали, как будто на нем осела серая пыль, поднятая толпой, колебавшаяся над нею прозрачным облаком.
Неточные совпадения
На выходе из беседки Алексей Александрович, так же как всегда,
говорил со встречавшимися, и Анна должна была, как и всегда, отвечать и
говорить; но она была сама
не своя и как во сне шла под-руку с мужем.
— Этот сыр
не дурен. Прикажете? —
говорил хозяин. — Неужели ты опять был на гимнастике? — обратился он к Левину, левою
рукой ощупывая его мышцу. Левин улыбнулся, напружил
руку, и
под пальцами Степана Аркадьича, как круглый сыр, поднялся стальной бугор из-под тонкого сукна сюртука.
Да ты смотри себе
под ноги, а
не гляди в потомство; хлопочи о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него время учиться по охоте своей, а
не то что с палкой в
руке говорить: «Учись!» Черт знает, с которого конца начинают!..
Его нежданным появленьем, // Мгновенной нежностью очей // И странным с Ольгой поведеньем // До глубины души своей // Она проникнута;
не может // Никак понять его; тревожит // Ее ревнивая тоска, // Как будто хладная
рука // Ей сердце жмет, как будто бездна //
Под ней чернеет и шумит… // «Погибну, — Таня
говорит, — // Но гибель от него любезна. // Я
не ропщу: зачем роптать? //
Не может он мне счастья дать».
— Ступай же,
говорят тебе! — кричали запорожцы. Двое из них схватили его
под руки, и как он ни упирался ногами, но был наконец притащен на площадь, сопровождаемый бранью, подталкиваньем сзади кулаками, пинками и увещаньями. —
Не пяться же, чертов сын! Принимай же честь, собака, когда тебе дают ее!