Неточные совпадения
«Но я же ни в чем не виноват пред нею», — возмутился он, изорвал письмо и тотчас решил, что уедет в Нижний Новгород,
на Всероссийскую
выставку. Неожиданно уедет, как это делает Лидия, и уедет прежде, чем она соберется за границу. Это заставит ее понять, что он не огорчен разрывом. А может быть, она поймет, что ему тяжело, изменит свое решение и поедет с ним?
Остановясь в одной из деревянных, наскоро сшитых гостиниц, в которой все скрипело, потрескивало и в каждом звуке чувствовалось что-то судорожное, Самгин быстро вымылся, переоделся, выпил стакан теплого чая и тотчас пошел
на выставку; до нее было не более трехсот шагов.
Людей
на ярмарке было больше, чем
на выставке, вели они себя свободнее, шумнее и все казались служащими торговле с радостью.
— Черти неуклюжие! Придумали устроить
выставку сокровищ своих
на песке и болоте. С одной стороны —
выставка, с другой — ярмарка, а в середине — развеселое Кунавино-село, где из трех домов два набиты нищими и речными ворами, а один — публичными девками.
Самгин ежедневно завтракал с ним в шведском картонном домике у входа
на выставку, Иноков скромно питался куском ветчины, ел много хлеба, выпивал бутылку черного пива и, поглаживая лицо свое ладонью, точно стирая с него веснушки, рассказывал...
— Панно какого-то Врубеля, художника, видимо, большой силы, отказались принять
на выставку.
А через три дня утром он стоял
на ярмарке в толпе, окружившей часовню,
на которой поднимали флаг, открывая всероссийское торжище. Иноков сказал, что он постарается провести его
на выставку в тот час, когда будет царь, однако это едва ли удастся, но что, наверное, царь посетит Главный дом ярмарки и лучше посмотреть
на него там.
«Нет, Диомидов ошибся, — думал Клим, наняв извозчика
на выставку. — Этот царь едва ли решится крикнуть, как горбатенькая девочка».
У входа
на выставку его встретил Иноков.
Иноков постригся, побрил щеки и, заменив разлетайку дешевеньким костюмом мышиного цвета, стал незаметен, как всякий приличный человек. Только веснушки
на лице выступили еще более резко, а в остальном он почти ничем не отличался от всех других, несколько однообразно приличных людей. Их было не много,
на выставке они очень интересовались архитектурой построек, посматривали
на крыши, заглядывали в окна, за углы павильонов и любезно улыбались друг другу.
На выставке было тихо и скучно, как в ненастные будни. По-будничному свистели паровозы
на вагонном дворе, скрежетали рельсы
на стрелках, бухали буфера и уныло пели рожки стрелочников.
Даже для Федосовой он с трудом находил те большие слова, которыми надеялся рассказать о ней, а когда произносил эти слова, слышал, что они звучат сухо, тускло. Но все-таки выходило как-то так, что наиболее сильное впечатление
на выставке всероссийского труда вызвала у него кривобокая старушка. Ему было неловко вспомнить о надеждах, связанных с молодым человеком, который оставил в памяти его только виноватую улыбку.
Под тяжестью этой скуки он прожил несколько душных дней и ночей, негодуя
на Варавку и мать: они, с
выставки, уехали в Крым, это
на месяц прикрепило его к дому и городу.
Очень пыльно было в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая мысли, высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим смотрел
на нее, как смотрят из окна вагона
на коров вдали, в полях. Скука заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий, вещей, от всей массы города, прижавшегося
на берегу тихой, мутной реки. Картины
выставки линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает, поглощает эта маленькая, сизая фигурка царя.
— Это о
выставке? — спросил он, отгоняя рукописью Клима дерзкую муху, она упрямо хотела сесть
на висок редактора, напиться пота его. — Иноков оказался совершенно неудачным корреспондентом, — продолжал он, шлепнув рукописью по виску своему, и сморщил лицо, следя, как муха ошалело носится над столом. — Он — мизантроп, Иноков, это у него, вероятно, от запоров. Психиатр Ковалевский говорил мне, что Тимон Афинский страдал запорами и что это вообще признак…
— Шабаш! Поссорился с Варавкой и в газете больше не работаю! Он там
на выставке ходил, как жадный мальчуган по магазину игрушек. А Вера Петровна — точно калуцкая губернаторша, которую уж ничто не может удивить. Вы знаете, Самгин, Варавка мне нравится, но — до какого-то предела…
Чувство, которое разбудил в нем старик, было сродно умилению, испытанному
на выставке, но еще более охмеляющим.
— Да, конечно, богатеем — судорожно, — согласно проговорил Кутузов. — Жалею, что не попал в Нижний,
на выставку. Вы, Самгин, в статейке вашей ловко намекнули про Одиссея. Конечно, рабочий класс свернет головы женихам, но — пока невесело!
У него незаметно сложилось странное впечатление: в России бесчисленно много лишних людей, которые не знают, что им делать, а может быть, не хотят ничего делать. Они сидят и лежат
на пароходных пристанях,
на станциях железных дорог, сидят
на берегах рек и над морем, как за столом, и все они чего-то ждут. А тех людей, разнообразным трудом которых он восхищался
на Всероссийской
выставке, тех не было видно.
Это напомнило Самгину царя
на нижегородской
выставке и министров, которые окружали его.
После тяжелой, жаркой сырости улиц было очень приятно ходить в прохладе пустынных зал. Живопись не очень интересовала Самгина. Он смотрел
на посещение музеев и
выставок как
на обязанность культурного человека, — обязанность, которая дает темы для бесед. Картины он обычно читал, как книги, и сам видел, что это обесцвечивает их.
— Думать я начал в Париже, нас туда 87 человек предусмотрительно отправили
на Всемирную
выставку, русский отдел строить.
Неточные совпадения
Вронский и Анна тоже что-то говорили тем тихим голосом, которым, отчасти чтобы не оскорбить художника, отчасти чтобы не сказать громко глупость, которую так легко сказать, говоря об искусстве, обыкновенно говорят
на выставках картин.
— Жалко, что она не вяжет. Я видел
на Венской
выставке, вяжет проволокой, — сказал Свияжский. — Те выгоднее бы были.
― Ах, невыносимо! ― сказал он, стараясь уловить нить потерянной мысли. ― Он не выигрывает от близкого знакомства. Если определить его, то это прекрасно выкормленное животное, какие
на выставках получают первые медали, и больше ничего, ― говорил он с досадой, заинтересовавшею ее.
На его счастье, в это самое тяжелое для него по причине неудачи его книги время,
на смену вопросов иноверцев, Американских друзей, самарского голода,
выставки, спиритизма, стал Славянский вопрос, прежде только тлевшийся в обществе, и Сергей Иванович, и прежде бывший одним из возбудителей этого вопроса, весь отдался ему.
Кнуров (подходит к Ларисе). Лариса Дмитриевна, выслушайте меня и не обижайтесь! У меня и в помышлении нет вас обидеть. Я только желаю вам добра и счастия, чего вы вполне заслуживаете. Не угодно ли вам ехать со мной в Париж,
на выставку?