Неточные совпадения
В этой борьбе пострадала и семья Самгиных: старший брат Ивана Яков, просидев почти два года в тюрьме, был сослан в Сибирь, пытался бежать из ссылки и, пойманный, переведен куда-то в Туркестан; Иван Самгин тоже не избежал ареста и тюрьмы, а затем его исключили из
университета; двоюродный брат Веры Петровны и муж Марьи Романовны умер
на этапе по пути в Ялуторовск в ссылку.
— Слушай-ка, Варавка хочет перевести меня
на службу в Рязань, а это, брат, не годится мне. Кто там, в Рязани, будет готовить меня в
университет? Да еще — бесплатно, как Томилин?
— Это у них каждую субботу. Ты обрати внимание
на Кутузова, — замечательно умный человек! Туробоев тоже оригинал, но в другом роде. Из училища правоведения ушел в
университет, а лекций не слушает, форму не носит.
Университет ничем не удивил и не привлек Самгина.
На вступительной лекции историка он вспомнил свой первый день в гимназии. Большие сборища людей подавляли его, в толпе он внутренне сжимался и не слышал своих мыслей; среди однообразно одетых и как бы однолицых студентов он почувствовал себя тоже обезличенным.
Но и за эту статью все-таки его устранили из
университета, с той поры, имея чин «пострадавшего за свободу», он жил уже не пытаясь изменять течение истории, был самодоволен, болтлив и, предпочитая всем напиткам красное вино, пил, как все
на Руси, не соблюдая чувства меры.
«Кончу
университет и должен буду служить интересам этих быков. Женюсь
на дочери одного из них, нарожу гимназистов, гимназисток, а они, через пятнадцать лет, не будут понимать меня. Потом — растолстею и, может быть, тоже буду высмеивать любознательных людей. Старость. Болезни. И — умру, чувствуя себя Исааком, принесенным в жертву — какому богу?»
Незадолго до этого дня пред Самгиным развернулось поле иных наблюдений. Он заметил, что бархатные глаза Прейса смотрят
на него более внимательно, чем смотрели прежде. Его всегда очень интересовал маленький, изящный студент, не похожий
на еврея спокойной уверенностью в себе и
на юношу солидностью немногословных речей. Хотелось понять: что побуждает сына фабриканта шляп заниматься проповедью марксизма? Иногда Прейс, состязаясь с Маракуевым и другими народниками в коридорах
университета, говорил очень странно...
Но ехать домой он не думал и не поехал, а всю весну, до экзаменов, прожил, аккуратно посещая
университет, усердно занимаясь дома. Изредка, по субботам, заходил к Прейсу, но там было скучно, хотя явились новые люди: какой-то студент института гражданских инженеров, длинный, с деревянным лицом, драгун, офицер Сумского полка, очень франтоватый, но все-таки похожий
на молодого купчика, который оделся военным скуки ради. Там все считали; Тагильский лениво подавал цифры...
Университет, где настроение студентов становилось все более мятежным, он стал посещать не часто, после того как
на одной сходке студент, картинно жестикулируя, приглашал коллег требовать восстановления устава 64 года.
— Ну, еще бы не знать! Его усердием я из
университета вылетел, — сказал Гогин, глядя
на Клима глазами близорукого, и засмеялся булькающим смехом толстяка, а был он сухощав и строен.
В последний вечер пред отъездом в Москву Самгин сидел в Монастырской роще, над рекою, прислушиваясь, как музыкально колокола церквей благовестят ко всенощной, — сидел, рисуя будущее свое: кончит
университет, женится
на простой, здоровой девушке, которая не мешала бы жить, а жить надобно в провинции, в тихом городе, не в этом, где слишком много воспоминаний, но в таком же вот, где подлинная и грустная правда человеческой жизни не прикрыта шумом нарядных речей и выдумок и где честолюбие людское понятней, проще.
В следующую минуту Клим оказался в толпе студентов, которую полиция подгоняла от
университета к манежу, и курносый, розовощекий мальчик, без фуражки
на встрепанных волосах, закричал, указывая
на него...
Самгин поднял с земли ветку и пошел лукаво изогнутой между деревьев дорогой из тени в свет и снова в тень. Шел и думал, что можно было не учиться в гимназии и
университете четырнадцать лет для того, чтоб ездить по избитым дорогам
на скверных лошадях в неудобной бричке, с полудикими людями
на козлах. В голове, как медные пятаки в кармане пальто, болтались, позванивали в такт шагам слова...
— А ты — умен!
На кой черт нужен твой ум? Какую твоим умом дыру заткнуть можно? Ну! Учитесь в
университетах, — в чьих? Уйди! Иди к черту! Вон…
Отец приказал мне учиться в томском
университете на врача или адвоката, но я уехал в Москву, решив, что пойду в прокуратуру.
— Вы, Нифонт Иванович, ветхозаветный человек. А молодежь, разночинцы эти… не дремлют! У меня письмоводитель в шестом году наблудил что-то, арестовали. Парень — дельный и неглуп, готовился в
университет. Ну, я его вызволил. А он, ежа ему за пазуху, сукину сыну, снял у меня копию с одного документа да и продал ее заинтересованному лицу. Семь тысяч гонорара потерял я
на этом деле. А дело-то было — беспроигрышное.
Кончив
университет, он тот же год сел
на скамью подсудимых по обвинению в продаже водопроводных труб.
Университет учится, сходки совершенно непопулярны:
на первой было около 2500 (из 9 тысяч),
на второй — 700, третьего дня — 150, а вчера,
на трех назначенных, — около 100 человек».
— Правильно! — поддержал его только что изгнанный из
университета Борис Депсамес, кудрявый брюнет, широкоплечий, стройный, в поношенной студенческой тужурке, металлические пуговицы
на ней он заменил черными и серыми.
Вспоминая свое пристрастие к цифрам, Тагильский перечислял не спеша и солидно: 1 декабря в
университете на сходку собралось около двух тысяч студентов, полицеймейстер Гессе ввел в
университет двести пятьдесят полицейских, в Зерентуе и Вологде — тюремные бунты.
— Прислала мне Тося парня, студент одесского
университета, юрист, исключен с третьего курса за невзнос платы. Работал в порту грузчиком, купорил бутылки
на пивном заводе, рыбу ловил под Очаковом. Умница, весельчак. Я его секретарем своим сделал.
Неточные совпадения
Одни, к которым принадлежал Катавасов, видели в противной стороне подлый донос и обман; другие ― мальчишество и неуважение к авторитетам. Левин, хотя и не принадлежавший к
университету, несколько раз уже в свою бытность в Москве слышал и говорил об этом деле и имел свое составленное
на этот счет мнение; он принял участие в разговоре, продолжавшемся и
на улице, пока все трое дошли до здания Старого
Университета.
В день свадьбы Левин, по обычаю (
на исполнении всех обычаев строго настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обедал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяками: Сергей Иванович, Катавасов, товарищ по
университету, теперь профессор естественных наук, которого, встретив
на улице, Левин затащил к себе, и Чириков, шафер, московский мировой судья, товарищ Левина по медвежьей охоте.
— Ведь вот, — говорил Катавасов, по привычке, приобретенной
на кафедре, растягивая свои слова, — какой был способный малый наш приятель Константин Дмитрич. Я говорю про отсутствующих, потому что его уж нет. И науку любил тогда, по выходе из
университета, и интересы имел человеческие; теперь же одна половина его способностей направлена
на то, чтоб обманывать себя, и другая — чтоб оправдывать этот обман.
Окончив курсы в гимназии и
университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал
на видную служебную дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в
университете, ни после
на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Выходя от Алексея Александровича, доктор столкнулся
на крыльце с хорошо знакомым ему Слюдиным, правителем дел Алексея Александровича. Они были товарищами по
университету и, хотя редко встречались, уважали друг друга и были хорошие приятели, и оттого никому, как Слюдину, доктор не высказал бы своего откровенного мнения о больном.