Неточные совпадения
В тот год зима запоздала, лишь во второй половине ноября сухой, свирепый ветер сковал реку сизым льдом и расцарапал не одетую снегом землю глубокими трещинами. В побледневшем, вымороженном небе белое солнце торопливо описывало
короткую кривую, и казалось, что именно от этого обесцвеченного солнца
на землю льется безжалостный холод.
Разыгрался ветер, шумели сосны,
на крыше что-то приглушенно посвистывало; лунный свет врывался в комнату, исчезал в ней, и снова ее наполняли шорохи и шепоты тьмы. Ветер быстро рассеял
короткую ночь весны, небо холодно позеленело. Клим окутал одеялом голову, вдруг подумав...
— Мужик говорил проще,
короче, — заметил Клим. Лютов подмигнул ему, а Макаров, остановясь, сунул свой стакан
на стол так, что стакан упал с блюдечка, и заговорил быстро и возбужденно...
—
Усмехнулся Иисус в бородку,
Говорит он мужику любовно:
— Я ведь
на короткий срок явился,
Чтоб узнать: чего ты, Вася, хочешь?
Поярков, стараясь говорить внушительно и спокойно, поблескивал желтоватыми белками, в которых неподвижно застыли темные зрачки, напирал животом
на маленького Прейса, загоняя его в угол, и там тискал его
короткими, сердитыми фразами...
Чувствовать себя необыкновенным, каким он никогда не был, Климу мешал Иноков. В
коротких перерывах между сказами Федосовой, когда она, отдыхая, облизывая темные губы кончиком языка, поглаживала кривой бок, дергала концы головного платочка, завязанного под ее подбородком, похожим
на шляпку гриба, когда она, покачиваясь вбок, улыбалась и кивала головой восторженно кричавшему народу, — в эти минуты Иноков разбивал настроение Клима, неистово хлопая ладонями и крича рыдающим голосом...
Несколько сконфуженный ее осведомленностью о Дмитрии, Самгин вежливо, но решительно заявил, что не имеет никаких притязаний к наследству; она взглянула
на него с улыбкой, от которой углы рта ее приподнялись и лицо стало
короче.
С детства слышал Клим эту песню, и была она знакома, как унылый, великопостный звон, как панихидное пение
на кладбище, над могилами. Тихое уныние овладевало им, но было в этом унынии нечто утешительное, думалось, что сотни людей, ковырявших землю
короткими, должно быть, неудобными лопатами, и усталая песня их, и грязноватые облака, развешанные
на проводах телеграфа, за рекою, — все это дано надолго, может быть, навсегда, и во всем этом скрыта какая-то несокрушимость, обреченность.
— А — кровью пахнет? — шевеля ноздрями, сказала Анфимьевна, и прежде, чем он успел остановить ее, мягко, как перина, ввалилась в дверь к Варваре. Она вышла оттуда тотчас же и так же бесшумно, до локтей ее руки были прижаты к бокам, а от локтей подняты, как
на иконе Знамения Абалацкой богоматери,
короткие, железные пальцы шевелились, губы ее дрожали, и она шипела...
— Сколько раз я говорила тебе это, — отозвалась Варвара; вышло так, как будто она окончила его фразу. Самгин посмотрел
на нее, хотел что-то сказать, но не сказал ничего, отметил только, что жена пополнела и, должно быть, от этого шея стала
короче у нее.
Он был широкоплечий, малоголовый, с
коротким туловищем
на длинных, тонких ногах, с животом, как самовар.
Шел Самгин осторожно, как весною ходят по хрупкому льду реки, посматривая искоса
на запертые двери, ворота,
на маленькие, онемевшие церкви. Москва стала очень молчалива, бульвары и улицы
короче.
Самгин видел, как за санями взорвался пучок огня, похожий
на метлу, разодрал воздух
коротким ударом грома, взметнул облако снега и зеленоватого дыма; все вокруг дрогнуло, зазвенели стекла, — Самгин пошатнулся от толчка воздухом в грудь, в лицо и крепко прилепился к стене,
на углу.
— Как раз — так: редкой! — согласился Бердников, дважды качнув головою, и было странно видеть, что
на такой толстой,
короткой шее голова качается легко.
К нему уже подкатился
на коротких ножках толстенький, похожий
на самовар красной меди, человечек в каком-то очень рыжем костюме.
— О-она? — заикаясь, повторил Тагильский и почти беззвучно,
короткими вздохами засмеялся, подпрыгивая
на стуле, сотрясаясь, открыв зубастый рот. Затем, стирая платком со щек слезы смеха, он продолжал...
— Штыком! Чтоб получить удар штыком, нужно подбежать вплоть ко врагу. Верно? Да, мы,
на фронте, не щадим себя, а вы, в тылу… Вы — больше враги, чем немцы! — крикнул он, ударив дном стакана по столу, и матерно выругался, стоя пред Самгиным, размахивая
короткими руками, точно пловец. — Вы, штатские, сделали тыл врагом армии. Да, вы это сделали. Что я защищаю? Тыл. Но, когда я веду людей в атаку, я помню, что могу получить пулю в затылок или штык в спину. Понимаете?
На одном из собраний против него выступил высокий человек, с курчавой, в мелких колечках, бородой серого цвета, из-под его больших нахмуренных бровей строго смотрели прозрачные голубые глаза,
на нем был сборный костюм, не по росту
короткий и узкий, — клетчатые брюки, рыжие и черные, полосатый серый пиджак, синяя сатинетовая косоворотка. Было в этом человеке что-то смешное и наивное, располагающее к нему.
— Пойдемте чай пить, — предложила жена. Самгин отказался, не желая встречи с Кутузовым, вышел
на улицу, в сумрачный холод
короткого зимнего дня. Раздраженный бесплодным визитом к богатому барину, он шагал быстро, пред ним вспыхивали фонари, как бы догоняя людей.
Неточные совпадения
Пфейферша денно и нощно приставала к Грустилову, в особенности преследуя его перепискою, которая, несмотря
на короткое время, представляла уже в объеме довольно обширный том.
С своей стороны, я предвижу возможность подать следующую мысль: колет [Колет (франц.) —
короткий мундир из белого сукна (в кирасирских полках).] из серебряного глазета, сзади страусовые перья, спереди панцирь из кованого золота, штаны глазетовые же и
на голове литого золота шишак, увенчанный перьями.
Сработано было чрезвычайно много
на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с
короткими рядами. Но Левину хотелось как можно больше скосить в этот день, и досадно было
на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже
короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и
на этом жить было бы очень весело.
― Не угодно ли? ― Он указал
на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел
на председательское место, потирая маленькие руки с
короткими, обросшими белыми волосами пальцами, и склонив
на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.