Неточные совпадения
Разумеется, кое-что необходимо выдумывать, чтоб подсолить жизнь, когда она слишком пресна, подсластить, когда горька. Но — следует
найти точную меру. И есть чувства, раздувать которые — опасно. Такова, конечно, любовь к
женщине, раздутая до неудачных выстрелов из плохого револьвера. Известно, что любовь — инстинкт, так же как голод, но — кто же убивает себя от голода или жажды или потому, что у него нет брюк?
Он давно уже заметил, что его мысли о
женщинах становятся все холоднее, циничней, он был уверен, что это ставит его вне возможности ошибок, и
находил, что бездетная самка Маргарита говорила о сестрах своих верно.
Но, вспоминая, он каждый раз
находил в этом романе обидную незаконченность и чувствовал желание отомстить Лидии за то, что она не оправдала смутных его надежд на нее, его представления о ней, и за то, что она чем-то испортила в нем вкус
женщины.
Он так и определял: вкус, ибо
находил, что после Лидии в его отношение к
женщине вошло что-то горькое, едкое.
Удивительна была каменная тишина теплых, лунных ночей, странно густы и мягки тени, необычны запахи, Клим
находил, что все они сливаются в один — запах здоровой, потной
женщины. В общем он настроился лирически, жил в непривычном ему приятном бездумье, мысли являлись не часто и, почти не волнуя, исчезали легко.
Его волновал вопрос: почему он не может испытать ощущений Варвары? Почему не может перенести в себя радость
женщины, — радость, которой он же насытил ее? Гордясь тем, что вызвал такую любовь, Самгин
находил, что ночами он получает за это меньше, чем заслужил. Однажды он сказал Варваре...
Климу становилось все более неловко и обидно молчать, а беседа жены с гостем принимала характер состязания уже не на словах: во взгляде Кутузова светилась мечтательная улыбочка, Самгин
находил ее хитроватой, соблазняющей. Эта улыбка отражалась и в глазах Варвары, широко открытых, напряженно внимательных; вероятно, так смотрит
женщина, взвешивая и решая что-то важное для нее. И, уступив своей досаде, Самгин сказал...
Наблюдая ее, Самгин опасался, что люди поймут, как смешна эта старая
женщина, искал в себе какого-нибудь доброго чувства к ней и не
находил ничего, кроме досады на нее.
— Вы смотрите в театре босяков и думаете
найти золото в грязи, а там — нет золота, там — колчедан, из него делают серную кислоту, чтоб ревнивые
женщины брызгали ею в глаза своих спорниц…
И легко
нашел: несколько сотен людей молча и даже, пожалуй, благодарно слушают голос
женщины, которой он владеет, как хочет.
Кроме этого, он ничего не
нашел, может быть — потому, что торопливо искал. Но это не умаляло ни
женщину, ни его чувство досады; оно росло и подсказывало: он продумал за двадцать лет огромную полосу жизни, пережил множество разнообразных впечатлений, видел людей и прочитал книг, конечно, больше, чем она; но он не достиг той уверенности суждений, того внутреннего равновесия, которыми, очевидно, обладает эта большая, сытая баба.
«В ней действительно есть много простого, бабьего. Хорошего, дружески бабьего», —
нашел он подходящие слова. «Завтра уедет…» — скучно подумал он, допил вино, встал и подошел к окну. Над городом стояли облака цвета красной меди, очень скучные и тяжелые. Клим Самгин должен был сознаться, что ни одна из
женщин не возбуждала в нем такого волнения, как эта — рыжая. Было что-то обидное в том, что неиспытанное волнение это возбуждала
женщина, о которой он думал не лестно для нее.
Все другие сидели смирно, безмолвно, — Самгину казалось уже, что и от соседей его исходит запах клейкой сырости. Но раздражающая скука, которую испытывал он до рассказа Таисьи, исчезла. Он
нашел, что фигура этой
женщины напоминает Дуняшу: такая же крепкая, отчетливая, такой же маленький, красивый рот. Посмотрев на Марину, он увидел, что писатель шепчет что-то ей, а она сидит все так же величественно.
Самгин задумался: на кого Марина похожа? И среди героинь романов, прочитанных им, не
нашел ни одной
женщины, похожей на эту. Скрипнули за спиной ступени, это пришел усатый солдат Петр. Он бесцеремонно сел в кресло и, срезая ножом кожу с ореховой палки, спросил негромко, но строго...
В другой раз она долго и туманно говорила об Изиде, Сете, Озирисе. Самгин подумал, что ее, кажется, особенно интересуют сексуальные моменты в религии и что это, вероятно, физиологическое желание здоровой
женщины поболтать на острую тему. В общем он
находил, что размышления Марины о религии не украшают ее, а нарушают цельность ее образа.
Самгин сочувственно улыбнулся, не
находя, что сказать, и через несколько минут, прощаясь с нею, ощутил желание поцеловать ей руку, чего никогда не делал. Он не мог себе представить, что эта
женщина, равнодушная к действительности, способна ненавидеть что-то.
«Так никто не говорил со мной». Мелькнуло в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же ставить Дуняшу рядом с этой
женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но не
находил достойных. А она, снова положив локти на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей рук, говорила уже деловито, хотя и мягко...
Да, публика весьма бесцеремонно рассматривала ее, привставая с мест, перешептываясь. Самгин
находил, что глаза
женщин светятся завистливо или пренебрежительно, мужчины корчат слащавые гримасы, а какой-то смуглолицый, курчавый, полуседой красавец с пышными усами вытаращил черные глаза так напряженно, как будто он когда-то уже видел Марину, а теперь вспоминал: когда и где?
— Мне очень лестно, что в Париже, где так много красивых
женщин, на все вкусы, мсье не
нашел партнерши, достойной его более, чем я. Я буду очень рада, если докажу, что это — комплимент вкусу мсье!
И — вздохнул, не без досады, — дом казался ему все более уютным, можно бы неплохо устроиться. Над широкой тахтой — копия с картины Франца Штука «Грех» — голая
женщина в объятиях змеи, — Самгин усмехнулся,
находя, что эта устрашающая картина вполне уместна над тахтой, забросанной множеством мягких подушек. Вспомнил чью-то фразу: «
Женщины понимают только детали».
«Что внесла эта
женщина в мою жизнь?» — нередко спрашивал он и
находил, что она подорвала, пошатнула его представление о самом себе.
Клим Иванович Самгин слушал ее веселую болтовню с удовольствием, но он не любил анекдотов, в которых легко можно
найти смысл аллегорический. И поэтому он заставил
женщину перейти от слов к делу, которое для нее, так же как для него, было всегда приятно.