Неточные совпадения
Черные глаза ее необыкновенно обильно вспотели слезами, и эти слезы показались Климу тоже черными. Он смутился, — Лидия так редко плакала, а теперь, в слезах, она стала похожа на других девочек и, потеряв свою несравненность, вызвала у Клима чувство, близкое жалости. Ее рассказ о
брате не тронул и не удивил его, он всегда ожидал от Бориса необыкновенных поступков. Сняв очки, играя ими, он исподлобья смотрел на Лидию, не
находя слов утешения для нее. А утешить хотелось, — Туробоев уже уехал в школу.
Клим усмехнулся, но промолчал. Он уже приметил, что все студенты, знакомые
брата и Кутузова, говорят о профессорах, об университете почти так же враждебно, как гимназисты говорили об учителях и гимназии. В поисках причин такого отношения он
нашел, что тон дают столь различные люди, как Туробоев и Кутузов. С ленивенькой иронией, обычной для него, Туробоев говорил...
Самгин
нашел его усмешку нелестной для
брата. Такие снисходительные и несколько хитренькие усмешечки Клим нередко ловил на бородатом лице Кутузова, но они не будили в нем недоверия к студенту, а только усиливали интерес к нему. Все более интересной становилась Нехаева, но смущала Клима откровенным и торопливым стремлением
найти в нем единомышленника. Перечисляя ему незнакомые имена французских поэтов, она говорила — так, как будто делилась с ним тайнами, знать которые достоин только он, Клим Самгин.
Клим замолчал,
найдя его изумление, смех и жест — глупыми. Он раза два видел на столе
брата нелегальные брошюры; одна из них говорила о том, «Что должен знать и помнить рабочий», другая «О штрафах». Обе — грязненькие, измятые, шрифт местами в черных пятнах, которые напоминали дактилоскопические оттиски.
Дома на столе Клим
нашел толстое письмо без марок, без адреса, с краткой на конверте надписью: «К. И. Самгину». Это
брат Дмитрий извещал, что его перевели в Устюг, и просил прислать книг. Письмо было кратко и сухо, а список книг длинен и написан со скучной точностью, с подробными титулами, указанием издателей, годов и мест изданий; большинство книг на немецком языке.
Дмитрий начал рассказывать нехотя, тяжеловато, но скоро оживился, заговорил торопливо, растягивая и подчеркивая отдельные слова, разрубая воздух ребром ладони. Клим догадался, что
брат пытается воспроизвести характер чужой речи, и
нашел, что это не удается ему.
«Устроился и — конфузится, — ответил Самгин этой тишине, впервые
находя в себе благожелательное чувство к
брату. — Но — как запуган идеями русский интеллигент», — мысленно усмехнулся он. Думать о
брате нечего было, все — ясно! В газете сердито писали о войне, Порт-Артуре, о расстройстве транспорта, на шести столбцах фельетона кто-то восхищался стихами Бальмонта, цитировалось его стихотворение «Человечки...
Память произвольно выдвинула фигуру Степана Кутузова, но сама
нашла, что неуместно ставить этого человека впереди всех других, и с неодолимой, только ей доступной быстротою отодвинула большевика в сторону, заместив его вереницей людей менее антипатичных. Дунаев, Поярков, Иноков, товарищ Яков, суховатая Елизавета Спивак с холодным лицом и спокойным взглядом голубых глаз. Стратонов, Тагильский, Дьякон, Диомидов, Безбедов,
брат Димитрий… Любаша… Маргарита, Марина…
Клим Самгин
нашел, что такая встреча
братьев знакома ему, описана в каком-то романе, хотя там не чихали, но там тоже было что-то нелепое, неловкое.
Неточные совпадения
— А где, пичуга малая, — // Спросили
братья Губины, — //
Найдешь вина и хлебушка // Ты на семь мужиков? —
— Так что ж! разве это не важно? — сказал Сергей Иванович, задетый за живое и тем, что
брат его
находил неважным то, что его занимало, и в особенности тем, что он, очевидно, почти не слушал его.
Все, его мать, его
брат, все
находили нужным вмешиваться в его сердечные дела.
— Ну, послушай однако, — нахмурив свое красивое умное лицо, сказал старший
брат, — есть границы всему. Это очень хорошо быть чудаком и искренним человеком и не любить фальши, — я всё это знаю; но ведь то, что ты говоришь, или не имеет смысла или имеет очень дурной смысл. Как ты
находишь неважным, что тот народ, который ты любишь, как ты уверяешь…
Для Сергея Ивановича меньшой
брат его был славный малый, с сердцем поставленным хорошо (как он выражался по — французски), но с умом хотя и довольно быстрым, однако подчиненным впечатлениям минуты и потому исполненным противоречий. Со снисходительностью старшего
брата, он иногда объяснял ему значение вещей, но не мог
находить удовольствия спорить с ним, потому что слишком легко разбивал его.