Неточные совпадения
Вытирая шарфом лицо свое, мать заговорила уже
не сердито, а
тем уверенным голосом, каким она объясняла непонятную путаницу в нотах, давая Климу уроки
музыки. Она сказала, что учитель снял с юбки ее гусеницу и только, а ног
не обнимал, это было бы неприлично.
Клим понял, что Варавка
не хочет говорить при нем, нашел это неделикатным, вопросительно взглянул на мать, но
не встретил ее глаз, она смотрела, как Варавка, усталый, встрепанный, сердито поглощает ветчину. Пришел Ржига, за ним — адвокат, почти до полуночи они и мать прекрасно играли,
музыка опьянила Клима умилением, еще
не испытанным, настроила его так лирически, что когда, прощаясь с матерью, он поцеловал руку ее,
то, повинуясь силе какого-то нового чувства к ней, прошептал...
Медленные пальцы маленького музыканта своеобразно рассказывали о трагических волнениях гениальной души Бетховена, о молитвах Баха, изумительной красоте печали Моцарта. Елизавета Спивак сосредоточенно шила игрушечные распашонки и тугие свивальники для будущего человека. Опьяняемый
музыкой, Клим смотрел на нее, но
не мог заглушить в себе бесплодных мудрствований о
том, что было бы, если б все окружающее было
не таким, каково оно есть?
Подумав, он нашел, что мысль о возможности связи Марины с политической полицией
не вызвала в нем ничего, кроме удивления. Думать об этом под смех и
музыку было неприятно, досадно, но погасить эти думы он
не мог. К
тому же он выпил больше, чем привык, чувствовал, что опьянение настраивает его лирически, а лирика и Марина — несоединимы.
Ты с басом, Мишенька, садись против альта, // Я, прима, сяду против вторы // Тогда пойдёт уж
музыка не та:
Неточные совпадения
С козою с барабанщицей // И
не с простой шарманкою, // А с настоящей
музыкой // Смотрели тут они. // Комедия
не мудрая, // Однако и
не глупая, // Хожалому, квартальному //
Не в бровь, а прямо в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А
то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — // Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого
не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Ответа
не было, кроме
того общего ответа, который дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями дня,
то есть забыться. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере, до ночи, нельзя уже вернуться к
той музыке, которую пели графинчики-женщины; стало быть, надо забыться сном жизни.
— Вы ошибаетесь опять: я вовсе
не гастроном: у меня прескверный желудок. Но
музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово: следовательно, я люблю
музыку в медицинском отношении. Вечером же она, напротив, слишком раздражает мои нервы: мне делается или слишком грустно, или слишком весело.
То и другое утомительно, когда нет положительной причины грустить или радоваться, и притом грусть в обществе смешна, а слишком большая веселость неприлична…
— Мне это
тем более лестно, — сказала она, — что вы меня вовсе
не слушали; но вы, может быть,
не любите
музыки?..
У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель
музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше
той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о
том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего
не было.