Неточные совпадения
А Петр Великий навез немцев, евреев, — у него даже будто бы
министр еврей был, — и этот навозный народ испортил Москву жадностью.
— Что-с, подложили свинью вам, марксистам, народники, ага! Теперь-с, будьте уверены, — молодежь пойдет за ними, да-а! Суть акта не в том, что
министр, — завтра же другого сделают, как мордва идола, суть в том, что молодежь с теми будет, кто не разговаривает,
а действует, да-с!
Самгин мог бы сравнить себя с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного,
а только оживляют в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное в жизни. Но убийство
министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
— Наш повар утверждает, что студенты бунтуют — одни от голода,
а другие из дружбы к ним, — заговорила Варвара, усмехаясь. — «Если б, говорит, я был
министром, я бы посадил всех на казенный паек, одинаковый для богатых и бедных, — сытым нет причины бунтовать». И привел изумительное доказательство: нищие — сыты и — не бунтуют.
— Однако — и убийство можно понять. «Запрос в карман не кладется», — как говорят. Ежели стреляют в
министра, я понимаю, что это запрос, заявление, так сказать: уступите,
а то — вот! И для доказательства силы — хлоп!
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу, под смешным словом мысли у меня серьезные. Как я прошел и прохожу широкий слой жизни, так я вполне вижу, что людей, не умеющих управлять жизнью, никому не жаль и все понимают, что хотя он и
министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на труп, поболтают малость о причине уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры,
а кто — по чужим квартирам, по воровским делам.
— Клим Иванович, — шепотом заговорил он, — объясните, пожалуйста, к чему эта война студентов с
министрами? Непонятно несколько: Боголепова застрелили, Победоносцева пробовали, нашего Трепова…
а теперь вот… Не понимаю расчета, — шептал он, накручивая на палец носовой платок. — Это уж, знаете, похоже на Африку: негры, носороги, вообще — дикая сторона!
— Рассуждая революционно, мы, конечно, не боимся действовать противузаконно, как боятся этого некоторые иные. Но — мы против «вспышкопускательства», — по слову одного товарища, — и против дуэлей с
министрами. Герои на час приятны в романах,
а жизнь требует мужественных работников, которые понимали бы, что великое дело рабочего класса — их кровное, историческое дело…
«Убивать надобно не
министров,
а предрассудки так называемых культурных, критически мыслящих людей», — говорил Кумов, прижимая руки ко груди, конфузливо улыбаясь. Рядом с этим вспомнилась фраза Татьяны Гогиной...
—
А почему нигде нет полиции?
А что сказали
министры депутации от прессы?
— Вот — пошли меня, Клим! Я — красивая, красивую к
министру пропустят,
а я его…
—
А новый
министр, Столыпин, говорит, — трус и дурак.
Он слышал: террористы убили в Петербурге полковника Мина, укротителя Московского восстания, в Интерлакене стреляли в какого-то немца, приняв его за
министра Дурново, военно-полевой суд не сокращает количества революционных выступлений анархистов, — женщина в желтом неутомимо и назойливо кричала, — но все, о чем кричала она, произошло в прошлом, при другом Самгине. Тот, вероятно, отнесся бы ко всем этим фактам иначе,
а вот этот окончательно не мог думать ни о чем, кроме себя и Марины.
— В Европе промышленники внушают
министрам руководящие идеи,
а у нас — наоборот: у нас необходимость организации фабрикантов указана
министром Коковцовым в прошлом году-с!
— Детскость какая! Пришла к генералу дочь генерала и — заплакала, дурочка: ах, я должна застрелить вас,
а — не могу, вы — друг моего отца! Татьяна-то Леонтьева, которая вместо
министра Дурново какого-то немца-коммивояжера подстрелила, тоже, кажется, генеральская дочь? Это уж какие-то семейные дела…
— Говорил, что все люди для тебя безразличны, ты презираешь людей. Держишь — как песок в кармане — умишко второго сорта и швыряешь в глаза людям, понемногу, щепотками,
а настоящий твой ум прячешь до времени, когда тебя позовут в
министры…
— Нам нужен промышленник европейского типа, организатор, который мог бы занять место
министра, как здесь, во Франции, как у немцев. И «не беда, что потерпит мужик» или полумужик-рабочий. Исторически необходимо, чтоб терпели, — не опаздывай!
А наш промышленник — безграмотное животное, хищник, крохобор. Недавно выскочил из клетки крепостного права и все еще раб…
— Вот этот парнишка легко карьерочку сделает! Для начала — женится на богатой, это ему легко, как муху убить. На склоне дней будет сенатором, товарищем
министра, членом Государственного совета, вообще — шишкой!
А по всем своим данным, он — болван и невежда. Ну — черт с ним!
— Все какие-то выскочки с мещанскими фамилиями — Щегловитов, Кассо… Вы не видали этого Кассо? У него изумительно безобразные уши, огромные, точно галоши.
А Хвостов, нижегородский губернатор, которого тоже хотят сделать
министром, так толст, что у него автомобиль на особенных рессорах.
Да, с ней было легко, просто.
А вообще жизнь снова начала тревожить неожиданностями. В Киеве убили Столыпина. В квартире Дронова разгорелись чрезвычайно ожесточенные прения на тему — кто убил: охрана? или террористы партии эсеров? Ожесточенность спора удивила Самгина: он не слышал в ней радости, которую обычно возбуждали акты террора, и ему казалось, что все спорящие недовольны, даже огорчены казнью
министра.
— Разве?
А мне, знаете, хочется
министром быть. Витте начал карьеру чем-то вроде стрелочника…
— Нет, подождите. За ним ухаживают придворные, его слушаются
министры, —
а?
—
А знаешь, что сказал
министр Горемыкин Суворину: «Неплохо, что мужики усадьбы жгут. Надо встряхнуть дворянство, чтоб оно перестало либеральничать».
— В ложе
министров налево, крайний — премьер — Макаров, — знаешь? — шептала Елена. — Нет, подумай, — продолжала она шептать, — я этого гуся без штанов видела у одной подруги-француженки,
а ему поручили Россией командовать… Вот это — анекдот!
— Общество, народ — фикции! У нас — фикции. Вы знаете другую страну, где
министры могли бы саботировать парламент — то есть народное представительство,
а? У нас — саботируют. Уже несколько месяцев
министры не посещают Думу. Эта наглость чиновников никого не возмущает. Никого. И вас не возмущает,
а ведь вы…
— Да поди ты к чертям! — крикнул Дронов, вскочив на ноги. — Надоел… как гусь! Го-го-го… Воевать хотим — вот это преступление, да-а! Еще Извольский говорил Суворину в восьмом году, что нам необходима удачная война все равно с кем,
а теперь это убеждение большинства
министров, монархистов и прочих… нигилистов.
— Ну, что там связи! У нас
министры еженедельно меняются.
А в Думе — завистники действуют.
— Павловский полк, да — говорят — и другие полки гарнизона перешли на сторону народа, то есть Думы.
А народ — действует: полицейские участки разгромлены, горят, окружный суд, Литовский замок — тоже,
министров арестуют, генералов…