Неточные совпадения
— О
любви можно говорить только с одним
человеком…
— Из-за этой
любви я и не женился, потому что, знаете, третий
человек в доме — это уже помеха! И — не всякая жена может вынести упражнения на скрипке. А я каждый день упражняюсь. Мамаша так привыкла, что уж не слышит…
— Позволь, позволь, — кричал ей Варавка, — но ведь эта
любовь к
людям, — кстати, выдуманная нами, противная природе нашей, которая жаждет не
любви к ближнему, а борьбы с ним, — эта несчастная
любовь ничего не значит и не стоит без ненависти, без отвращения к той грязи, в которой живет ближний! И, наконец, не надо забывать, что духовная жизнь успешно развивается только на почве материального благополучия.
Вполголоса, скучно повторяя знакомые Климу суждения о Лидии, Макарове и явно опасаясь сказать что-то лишнее, она ходила по ковру гостиной, сын молча слушал ее речь
человека, уверенного, что он говорит всегда самое умное и нужное, и вдруг подумал: а чем отличается
любовь ее и Варавки от
любви, которую знает, которой учит Маргарита?
Клим быстро вспомнил ряд признаков, которые убедили его, что это так и есть: Лидия боится
любви, она привила свой страх Макарову и поэтому виновна в том, что заставила
человека покуситься на жизнь свою.
Он злился. Его раздражало шумное оживление Марины, и почему-то была неприятна встреча с Туробоевым. Трудно было признать, что именно вот этот
человек с бескровным лицом и какими-то кричащими глазами — мальчик, который стоял перед Варавкой и звонким голосом говорил о
любви своей к Лидии. Неприятен был и бородатый студент.
— Она будет очень счастлива в известном, женском смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той
любовью, как любит меня. Такая сытая, русская. А вот я не чувствую себя русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще мало знаю и не понимаю Россию. Мне кажется — это страна
людей, которые не нужны никому и сами себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему миру. И — немец, хотя я не люблю немцев.
Потом этот дьявол заражает
человека болезненными пороками, а истерзав его, долго держит в позоре старости, все еще не угашая в нем жажду
любви, не лишая памяти о прошлом, об искорках счастья, на минуты, обманно сверкавших пред ним, не позволяя забыть о пережитом горе, мучая завистью к радостям юных.
Ночью он прочитал «Слепых» Метерлинка. Монотонный язык этой драмы без действия загипнотизировал его, наполнил смутной печалью, но смысл пьесы Клим не уловил. С досадой бросив книгу на пол, он попытался заснуть и не мог. Мысли возвращались к Нехаевой, но думалось о ней мягче. Вспомнив ее слова о праве
людей быть жестокими в
любви, он спросил себя...
—
Люди там не лучше, не умнее, чем везде, — продолжал он. — Редко встретишь
человека, для которого основным вопросом бытия являются
любовь, смерть…
— О
любви она читает неподражаемо, — заговорила Лидия, — но я думаю, что она только мечтает, а не чувствует. Макаров тоже говорит о
любви празднично и тоже… мимо. Чувствует — Лютов. Это удивительно интересный
человек, но он какой-то обожженный, чего-то боится… Мне иногда жалко его.
Такие мысли являлись у нее неожиданно, вне связи с предыдущим, и Клим всегда чувствовал в них нечто подозрительное, намекающее. Не считает ли она актером его? Он уже догадывался, что Лидия, о чем бы она ни говорила, думает о
любви, как Макаров о судьбе женщин, Кутузов о социализме, как Нехаева будто бы думала о смерти, до поры, пока ей не удалось вынудить
любовь. Клим Самгин все более не любил и боялся
людей, одержимых одной идеей, они все насильники, все заражены стремлением порабощать.
— А Томилин из операций своих исключает и
любовь и все прочее. Это, брат, не плохо. Без обмана. Ты что не зайдешь к нему? Он знает, что ты здесь. Он тебя хвалит: это, говорит,
человек независимого ума.
— Почему? О
людях, которым тесно жить и которые пытаются ускорить события. Кортес и Колумб тоже ведь выразители воли народа, профессор Менделеев не менее революционер, чем Карл Маркс. Любопытство и есть храбрость. А когда любопытство превращается в страсть, оно уже —
любовь.
— Это, очевидно, местный покровитель искусств и наук. Там какой-то рыжий
человек читал нечто вроде лекции «Об инстинктах познания», кажется? Нет, «О третьем инстинкте», но это именно инстинкт познания. Я — невежда в философии, но — мне понравилось: он доказывал, что познание такая же сила, как
любовь и голод. Я никогда не слышала этого… в такой форме.
— Удивительно неряшливый и уродливый
человек. Но, когда о
любви говорят такие… неудачные
люди, я очень верю в их искренность и… в глубину их чувства. Лучшее, что я слышала о
любви и женщине, говорил один горбатый.
— Я не одобряю ее отношение к нему. Она не различает
любовь от жалости, и ее ждет ужасная ошибка. Диомидов удивляет, его жалко, но — разве можно любить такого? Женщины любят сильных и смелых, этих они любят искренно и долго. Любят, конечно, и
людей со странностями. Какой-то ученый немец сказал: «Чтобы быть замеченным, нужно впадать в странности».
— Уйди от больных, театральных, испорченных
людей к простой жизни, к простой
любви…
—
Любовь тоже требует героизма. А я — не могу быть героиней. Варвара — может. Для нее
любовь — тоже театр. Кто-то, какой-то невидимый зритель спокойно любуется тем, как мучительно любят
люди, как они хотят любить. Маракуев говорит, что зритель — это природа. Я — не понимаю… Маракуев тоже, кажется, ничего не понимает, кроме того, что любить — надо.
— Разве ты со зла советовал мне читать «Гигиену брака»? Но я не читала эту книгу, в ней ведь, наверное, не объяснено, почему именно я нужна тебе для твоей
любви? Это — глупый вопрос? У меня есть другие, глупее этого. Вероятно, ты прав: я — дегенератка, декадентка и не гожусь для здорового, уравновешенного
человека. Мне казалось, что я найду в тебе
человека, который поможет… впрочем, я не знаю, чего ждала от тебя.
— Сообразите же, насколько трудно при таких условиях создавать общественное мнение и руководить им. А тут еще являются
люди, которые уверенно говорят: «Чем хуже — тем лучше». И, наконец, — марксисты, эти квазиреволюционеры без
любви к народу.
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в
человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя историю вы мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы вперед для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не чувствуется
человек, который сходил бы с ума от
любви к народу, от страха за его судьбу, как сходит с ума Глеб Успенский.
В театрах, глядя на сцену сквозь стекла очков, он думал о необъяснимой глупости
людей, которые находят удовольствие в зрелище своих страданий, своего ничтожества и неумения жить без нелепых драм
любви и ревности.
Гнев и печаль, вера и гордость посменно звучат в его словах, знакомых Климу с детства, а преобладает в них чувство
любви к
людям; в искренности этого чувства Клим не смел, не мог сомневаться, когда видел это удивительно живое лицо, освещаемое изнутри огнем веры.
— Как священноцерковнослужитель, хотя и лишенный сана, — о чем не сожалею, — и как отец честного
человека, погибшего от
любви к
людям, утверждаю и свидетельствую: все, сказанное сейчас, — верно! Вот — послушайте!
— Загадочных
людей — нет, — их выдумывают писатели для того, чтоб позабавить вас. «
Любовь и голод правят миром», и мы все выполняем повеления этих двух основных сил. Искусство пытается прикрасить зоологические требования инстинкта пола, наука помогает удовлетворять запросы желудка, вот и — все.
Через полчаса Самгин увидел
Любовь Сомову совершенно другим
человеком. Было ясно, что она давно уже знает Маракуева и между ними существуют отношения воинственные. Сомова встретила студента задорным восклицанием...
— Уж не знаю, марксистка ли я, но я
человек, который не может говорить того, чего он не чувствует, и о
любви к народу я не говорю.
«Должно быть, есть какие-то особенные
люди, ни хорошие, ни дурные, но когда соприкасаешься с ними, то они возбуждают только дурные мысли. У меня с тобою были какие-то ни на что не похожие минуты. Я говорю не о «сладких судорогах
любви», вероятно, это может быть испытано и со всяким другим, а у тебя — с другой».
— Я — смешанных воззрений. Роль экономического фактора — признаю, но и роль личности в истории — тоже. Потом — материализм: как его ни толкуйте, а это учение пессимистическое, революции же всегда делались оптимистами. Без социального идеализма, без пафоса
любви к
людям революции не создашь, а пафосом материализма будет цинизм.
— Хорошо говорить многие умеют, а надо говорить правильно, — отозвался Дьякон и, надув щеки, фыркнул так, что у него ощетинились усы. — Они там вовлекли меня в разногласия свои и смутили. А — «яко алчба богатства растлевает плоть, тако же богачество словесми душу растлевает». Я ведь в социалисты пошел по вере моей во Христа без чудес, с единым токмо чудом его
любви к
человекам.
— Выдуманная утопистами, примиряющими непримиримое,
любовь к
человеку, так же, как измышленная стыдливыми романтиками фантастическая
любовь к женщине, одинаково смешны там, где…
Люди эти любят вкусно поесть, хорошо выпить, в их среде нет такого множества нервно издерганных, как в столицах, им совершенно чужда и смешна путаная, надуманная игра в
любовь к женщине.
— В сыщики я пошел не из корысти, а — по обстоятельствам нужды, — забормотал Митрофанов, выпив водки. — Ну и фантазия, конечно. Начитался воровских книжек, интересно! Лекок был
человек великого ума. Ах, боже мой, боже мой, — погромче сказал он, — простили бы вы мне обман мой! Честное слово — обманывал из
любви и преданности, а ведь полюбить
человека — трудно, Клим Иванович!
— Ириней Лионский, Дионисий Галикарнасский, Фабр д’Оливе, Шюре, — слышал Самгин и слышал веские слова:
любовь, смерть, мистика, анархизм. Было неловко, досадно, что
люди моложе его, незначительнее и какие-то богатые модницы знают то, чего он не знает, и это дает им право относиться к нему снисходительно, как будто он — полудикарь.
«Другого
человека я осудил бы, разумеется, безжалостно, но ее — не могу! Должно быть, я по-настоящему привязался к ней, и эта привязанность — сильнее
любви. Она, конечно, жертва», — десятый раз напомнил он себе.
Самгин молчал. Да, политического руководства не было, вождей — нет. Теперь, после жалобных слов Брагина, он понял, что чувство удовлетворения, испытанное им после демонстрации, именно тем и вызвано: вождей — нет, партии социалистов никакой роли не играют в движении рабочих. Интеллигенты, участники демонстрации, — благодушные
люди, которым литература привила с детства «
любовь к народу». Вот кто они, не больше.
Было уже довольно много
людей, у которых вчерашняя «
любовь к народу» заметно сменялась страхом пред народом, но Редозубов отличался от этих
людей явным злорадством, с которым он говорил о разгромах крестьянами помещичьих хозяйств.
Но Калитин и Мокеев ушли со двора. Самгин пошел в дом, ощущая противный запах и тянущий приступ тошноты. Расстояние от сарая до столовой невероятно увеличилось; раньше чем он прошел этот путь, он успел вспомнить Митрофанова в трактире, в день похода рабочих в Кремль, к памятнику царя; крестясь мелкими крестиками,
человек «здравого смысла» горячо шептал: «Я — готов, всей душой! Честное слово: обманывал из
любви и преданности».
«И лжемыслие, яко бы возлюбив
человека господь бог возлюбил также и рождение и плоть его, господь наш есть дух и не вмещает
любви к плоти, а отметает плоть. Какие можем привести доказательства сего? Первое: плоть наша грязна и пакостна, подвержена болезням, смерти и тлению…»
— Как видите, пред вами — типичный неудачник. Почему? Надо вам сказать, что мою способность развязывать процессуальные узлы, путаницу понятий начальство весьма ценит, и если б не это, так меня давно бы уже вышибли из седла за строптивость характера и
любовь к обнажению противоречий. В практике юристов важны не
люди, а нормы, догмы, понятия, — это вам должно быть известно.
Люди, с их деяниями, потребны только для проверки стойкости понятий и для вящего укрепления оных.
«Она не мало видела
людей, но я остался для нее наиболее яркой фигурой. Ее первая
любовь. Кто-то сказал: “Первая
любовь — не ржавеет”. В сущности, у меня не было достаточно солидных причин разрывать связь с нею. Отношения обострились… потому что все вокруг было обострено».
— Будет месяц
любви, каждый год — месяц счастья. Май, праздник всех
людей…
— До войны — контрабандисты, а теперь — шпионы. Наша мягкотелость — вовсе еще не Христова
любовь к
людям, — тревожно, поспешно и как-то масляно говорил лысоватый. — Ведь когда было сказано «несть ни эллина, ни иудея», так этим говорилось: все должны быть христианами…