Неточные совпадения
Клим сел против него
на широкие нары, грубо сбитые из четырех досок; в углу нар
лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая
женщина зажгла жестяную лампу, поставила ее
на стол и, посмотрев
на Клима, сказала дьякону...
— Трупов — сотни. Некоторые
лежат, как распятые,
на земле. А у одной
женщины голова затоптана в ямку.
—
Женщина лежала рядом с каким-то бревном, а голова ее высунулась за конец бревна, и
на голову ей ставили ноги. И втоптали. Дайте мне чаю…
По ночам, волнуемый привычкой к
женщине, сердито и обиженно думал о Лидии, а как-то вечером поднялся наверх в ее комнату и был неприятно удивлен:
на пружинной сетке кровати
лежал свернутый матрац, подушки и белье убраны, зеркало закрыто газетной бумагой, кресло у окна — в сером чехле, все мелкие вещи спрятаны, цветов
на подоконниках нет.
В дешевом ресторане Кутузов прошел в угол, — наполненный сизой мутью, заказал водки, мяса и, прищурясь, посмотрел
на людей, сидевших под низким, закопченным потолком необширной комнаты; трое, в однообразных позах, наклонясь над столиками, сосредоточенно ели, четвертый уже насытился и, действуя зубочисткой, пустыми глазами смотрел
на женщину, сидевшую у окна;
женщина читала письмо,
на столе пред нею стоял кофейник,
лежала пачка книг в ремнях.
Она вдруг замолчала. Самгин привстал, взглянул
на нее и тотчас испуганно выпрямился, — фигура
женщины потеряла естественные очертания, расплылась в кресле, голова бессильно опустилась
на грудь, был виден полузакрытый глаз, странно потемневшая щека, одна рука
лежала на коленях, другая свесилась через ручку кресла.
Неточные совпадения
На зов явилась
женщина с тарелкой в руках,
на которой
лежал сухарь, уже знакомый читателю. И между ними произошел такой разговор:
Лежал я тогда… ну, да уж что!
лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне
на такое дело пойти?» А уж Дарья Францовна,
женщина злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через хозяйку наведывалась.
Аркадий оглянулся и увидал
женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво
лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос
на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Зато Обломов был прав
на деле: ни одного пятна, упрека в холодном, бездушном цинизме, без увлечения и без борьбы, не
лежало на его совести. Он не мог слушать ежедневных рассказов о том, как один переменил лошадей, мебель, а тот —
женщину… и какие издержки повели за собой перемены…
Но она в самом деле прекрасна. Нужды нет, что она уже вдова,
женщина; но
на открытом, будто молочной белизны белом лбу ее и благородных, несколько крупных чертах лица
лежит девическое, почти детское неведение жизни.