Неточные совпадения
Первые годы
жизни Клима совпали с годами отчаянной борьбы за свободу и
культуру тех немногих людей, которые мужественно и беззащитно поставили себя «между молотом и наковальней», между правительством бездарного потомка талантливой немецкой принцессы и безграмотным народом, отупевшим в рабстве крепостного права.
— Отечество. Народ.
Культура, слава, — слышал Клим. — Завоевания науки. Армия работников, создающих в борьбе с природой все более легкие условия
жизни. Торжество гуманизма.
— Неверно, милостивый государь,
культура действительно погибает, но — не от механизации
жизни, как вы изволили сказать, не от техники, культурное значение которой, видимо, не ясно вам, — погибает она от идиотической психологии буржуазии, от жадности мещан, торгашей, убивающих любовь к труду.
— Но
культура эта, недоступная мужику, только озлобляла его, конечно, хотя мужик тут — хороший, умный мужик, я его насквозь знаю, восемь лет работал здесь. Мужик, он — таков: чем умнее, тем злее! Это — правило
жизни его.
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного,
культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению человека, к обогащению своей
жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
«Разведчик. Соглядатай. Делает карьеру радикала, для того чтоб играть роль Азефа. Но как бы то ни было, его насмешка над красивой
жизнью — это насмешка хама, о котором писал Мережковский, это отрицание
культуры сыном трактирщика и — содержателя публичного дома».
— Возвращение человека назад, в первобытное состояние, превращение существа, тонко организованного веками культурной
жизни, в органическое вещество, каким история
культуры и социология показывает нам стада первобытных людей…
Неточные совпадения
Вопрос об интенсивной
культуре, предполагающей напряженную активность, еще не делался для него вопросом
жизни и судьбы.
Столь разнохарактерные явления, как империализм в политике и теософия в духовной
жизни, одинаково симптоматичны для тяготения к выходу за пределы европейской
культуры, к движению с Запада на Восток.
В Париже — последнее истончение
культуры, великой и всемирной латинской
культуры, перед лицом которой
культура Германии есть варварство, и в том же Париже — крайнее зло новой
культуры, новой свободной
жизни человечества — царство мещанства и буржуазности.
Русь совсем не свята и не почитает для себя обязательно сделаться святой и осуществить идеал святости, она — свята лишь в том смысле, что бесконечно почитает святых и святость, только в святости видит высшее состояние
жизни, в то время как на Западе видят высшее состояние также и в достижениях познания или общественной справедливости, в торжестве
культуры, в творческой гениальности.
Внутренне этот исторический поворот подготовлялся духовным кризисом европейской
культуры, крахом позитивизма и материализма новейшего европейского сознания, разочарованием в
жизни, жаждой новой веры и новой мудрости.